Врать только правду. Ложь сторон как законный способ защиты в российском суде

В любом европейском и американском суде малейшее подозрение на искажение истцом информации влечет отказ в рассмотрении иска, а часто и обвинение в мошенничестве за попытку обмана суда, грозящее возможным лишением свободы. Ответственность за дачу ложных показаний в российском гражданском судопроизводстве по закону несет лишь свидетель, а вот истец и ответчик не обязаны говорить правду.

Во всем цивилизованном мире за ложь в суде наказывают, а у нас нет, и в этом  правовой парадокс, считает известный российский ученый-криминолог, доктор юридических наук, профессор МГЮА Игорь Мацкевич.

«Большинство наших людей не знают, что в суде не запрещено врать, и, как я думаю, слава богу, что не знают, – говорит ученый в комментарии «ЗАКОНИИ». – Как известно, за рубежом всеми участниками судебного процесса в подтверждение честности их слов дается присяга. Наша присяга заменяется подписью: гражданин такой-то предупрежден об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Но только свидетель  подписывает такой документ. Получается, спорящие стороны ничего не подписывают и ни за что не отвечают».

…В таганрогской глубинке из-за детского конфликта подрались папаши  школьников. В суде ответчик (зачинщик драки) заявил, что истец… ударил его первым. Пострадавший пришел от этого в шок, а суд – нет. И, не разбираясь, какая из сторон виновата и кто говорит неправду, оштрафовал обоих родителей.  

Что удивительно, подобные ситуации возможны даже в столичных судах. Вот один из свежих эпизодов, только на этот раз сказку сочинял истец и выиграл тяжбу. В  марте решением Кунцевского районного суда Москвы с бизнесмена Сергея Юнина были взысканы заемные денежные средства в пользу Ольги Юрченко в размере, выраженном восьмизначным числом.  

На основании неисполненного договора займа истец подал заявление в суд: «Человек взял у меня денег в долг – вот  его расписка – и не отдает». Много денег. Наличие расписки ответчик не отрицал, но пояснил: эта бумага касалась некой иной сделки, «живых» денег ему не давали, и он их не брал. Есть такое понятие в Гражданском кодексе, когда должник может оспорить договор займа в связи с его безденежностью. Что дальше? Если сделка действительно совершалась, истец в доказательство своих притязаний должен рассказать суду, при каких обстоятельствах и как это было. И истец рассказывает, что в тот день он в одиночку приехал к ответчику, когда тот сидел у себя в кабинете, привез в тяжелой сумке кучу денег и отдал, а тот здесь же написал расписку. Все логично и по датам совпадает. Но следует простой вопрос о размере той самой сумочки, и выясняется, что в эту тару заявленный объем денег не мог поместиться. Причем ни в две и даже ни в четыре таких сумочки. А нет денег – значит, нет и займа?

Неувязка не смущает истца. Слегка задумавшись, он заверяет суд: «Ну, ладно, сейчас я расскажу, как было на самом деле». Оказывается, приехал-то истец к ответчику налегке, без сумочки и без денег. Потому что деньги в это время лежали в сейфе в кабинете ответчика. Но это были его, истца, деньги. Ответчик предъявил их истцу, после чего попросил дать в долг и написал расписку. Суд верит. Но самое интересное в том, что, как установлено, в помещении, где, по описанию истца, произошла передача денег, на тот момент… сейфа не было. Может, и не приезжал истец к ответчику в день составления расписки? Как же, парирует защита, вот у нас свидетели, они сопровождали истца и чуть ли не помогали пересчитывать деньги. Но всплывают  факты, по которым показания этих свидетелей опять не соответствуют действительности, как и некоторые другие нюансы «события».

Что остается незадачливым истцам в таких случаях? Изобретать очередную поправку к взаимоисключающим версиям обстоятельств, указанных в исковом заявлении.

Свидетель за такие выкрутасы давно бы поплатился: лгать суду он не имеет права. Но перед нами истец. И суд верит ему и, понимая, что как минимум  уже пару раз обманут, формально не против выслушать наконец-то истинную историю «займа».  К примеру, – теперь уж точно! – расписка была получена, когда ответчик в шортах сидел за столом на дрейфующей льдине, а истец  спустился к нему на парашюте. Может, с деньгами, может, с газонокосилкой.

Субъективная трактовка фактов либо их явное искажение для суда обязаны иметь определяющее значение. Но суд не ловит истца на нечестном слове,  потому что в российском законодательстве для истца нет прямого запрета на обман суда. То, что первоначально называется одна сумма денег, а затем – с разницей почти в пять тысяч долларов, уже не имеет значения. Как и налоговая декларация, из которой следует, что накануне «займа» истец приобрел в престижном районе Москве квартиру площадью около 100 кв.м. стоимостью, в аккурат равной величине «данных в долг» денег. Как можно дать взаймы то, чего нет? К тому же дать одну сумму, а требовать назад совсем другую? Не важно. К истцу у российского суда претензий быть не может, сомнений в его честности тоже, пусть говорит что угодно, лишь бы не фальсифицировал документы.

Кстати, в этой истории истец в период рассмотрения судом спора ни разу лично не явился ни на одно заседание для дачи объяснений по заявленным им же требованиям, несмотря на вызовы суда. Существует ли вообще этот странный  истец-невидимка? Личность истца суд устанавливать не стал. К чему такие мелочи.

А, сможет статься, мы зря виним истца в сокрытии правды. Если его поведение – избранный способ защиты собственных прав заинтересованным (в отличие от свидетеля) лицом. Заместитель заведующего кафедрой судебной власти Факультета права  Высшей школы экономики, старший научный сотрудник НИИ проблем законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ Любовь Прокудина отмечает, что объяснения сторон «являются доказательством по делу, но это способы защиты заинтересованного лица», которое не обязано делать это  лишь вполне определенным способом. Поэтому «мы не можем истца обязать говорить правду, правду и только правду, так же, как и подсудимого», и суд «всегда должен учитывать, что его объяснения могут страдать дефектами, поэтому оценивать  их суд должен в совокупности с другими доказательствами по делу».

«Если истец избирает неправильную  форму (защиты), предоставляет недостоверную информацию в своих объяснениях, то, вероятней всего, и суд сочтет, что он не доказал правомерность своей позиции. Истец же обязан ее доказать. Удалось или нет доказать, это уже другое дело», - поясняет заместитель завкафедрой судебной власти Факультета права  ВШЭ.

По мнению Любови Прокудиной, предоставление истцом подложных документов и злоупотребление правом при умышленных действиях влекут санкции в гражданском процессе. Однако «поскольку в гражданском процессе участвуют граждане совершенно юридически неподкованные, их позиция может быть вызвана именно незнанием закона», и вводить ответственность за недостоверную информацию, которая может содержаться в их объяснениях, неправильно.

«Возложение ответственности может повлечь за собой отказ граждан от обращения в суд, отказ от судебной защиты. Если мы станем угрожать за отстаивание своей позиции уголовной ответственностью, то, извините, тогда доверие к суду у нас резко упадет. Обыватель будет бояться», – предостерегает  Любовь Прокудина от возвращения практики «решения» спорных вопросов в годы правового беспредела  90-х.

Между тем, хотя в судах цивилизованных стран закон обязывает обывателя не лгать и при нарушении этой нормы наступает уголовная ответственность, гражданских исков там меньше не становится, доверие к суду не снижается. А вот как верить в справедливость судебных вердиктов в России при праве  заинтересованных участников процесса  на «дефекты защиты», в условиях, когда, по выражению Игоря Мацкевича, «непонятно, как  суд вообще может принимать какие-либо решения, если в нем можно безнаказанно говорить неправду»?

Налицо столкновение теоретических платформ в подходе к проблеме сферы правоведения  и сферы прокуратуры. Правовой нонсенс и опасение, что в случае его устранения люди не пойдут в суд. Налицо реальность, когда правду скрывают и истец, и ответчик,  а суд, понимая это, не пытается установить истину, и в любом случае одна из лукавящих сторон честно выигрывает судебное противостояние.

В Москве в споре о невозвращенном долге суд встал на сторону истца и удовлетворил его требования к ответчику о взыскании денежных средств в сумме свыше 90 000 000 руб. На основании и при достаточности маятниковых колебаний в объяснениях «юридически неподкованной» заинтересованной стороны о том, что то ли сам истец, то ли кто другой передал, а может, и нет, ответчику не то в июле, не то в ноябре 2011г.  денежную сумму в неопределенном размере, находившуюся в чем-то среднем между сумкой и сейфом или что там еще в голову придет.     

 Умышленного злоупотребления правами со стороны истца, а также дачу им заведомо ложных объяснений Кунцевский суд в этом спектакле не усмотрел.