Часть вторая. Глава третья. Петроград, 1922 год

                                                                                

«…мы разрушили в России, и правильно сделали, что разрушили, буржуазную адвокатуру, но она возрождается у нас под прикрытием „советских“ правозаступников...»

Владимир Ульянов (Ленин)   
 

Товарно-пассажирский состав из Москвы прибывал на Николаевский вокзал почти по расписанию. После долгих лет хаоса, беспорядка и повсеместной разрухи, это не могло не вызывать приятного удивления - так же, впрочем, как и само по себе существование в поезде «классных» вагонов, в которые следовало покупать проездные билеты с плацкартами. По всему было видно, что жизнь в новой Советской России постепенно налаживается, а укрепление государственной власти приходит на смену кровавым кошмарам гражданской войны.

- Ну, конечно же, большевики провалились. Они думали осуществить новое коммунистическое общество по щучьему велению! Между тем, это вопрос десятилетий и поколений… - экономист Рожков, сегодняшний попутчик и сосед Владимира Анатольевича, в очередной раз посмотрел за окно, на проползающий вдоль полотна дороги сельский пейзаж:

- И лишь для того, чтобы их партия не потеряла душу, веру и волю к борьбе, большевики должны изображать возврат к меновой экономике, как некоторое временное отступление. Однако любой мало-мальски соображающий человек понимает, что попытка Ульянова-Ленина не удалась, что так вдруг переменить психологию людей, навыки их вековой жизни нельзя! А если снова попробовать силой загнать народ в светлое будущее, то вопрос еще, сохранят ли большевики власть в очередной российской мясорубке…

- Николай Александрович! – Укоризненно покачал головой Жданов, покосившись на дверь купе.

- А, наплевать! – Отмахнулся профессор Рожков. – Совершенно же очевидно, что возрождение государственной промышленности при общей хозяйственной структуре нашей страны находиться в теснейшей зависимости от развития сельского хозяйства! Необходимые оборотные средства должны образоваться в деревне в качестве избытка сельскохозяйственных продуктов над потреблением самой деревни, прежде чем промышленность сможет сделать решительный шаг вперёд…

С Владимиром Анатольевичем они были почти ровесниками - обоим не так давно пошел шестой десяток, и знакомство их состоялось еще до первой русской революции, когда член подпольного Московского городского комитета РСДРП Николай Рожков встречался на конспиративной квартире присяжного поверенного Жданова с единомышленниками. С тех пор многое во взглядах Николая Александровича на экономику и политику переменилось до такой степени, что большевики, весной прошлого года вынуждены были даже отправить его на какое-то время в Петропавловскую крепость.

- Но при этом принципиально важно для государственной промышленности не отставать от земледелия, иначе на основе последнего создалась бы частная индустрия, которая, в конце концов, поглотит или рассосет государственную промышленность. А победоносной может оказаться только такая промышленность, которая даёт больше, чем поглощает! Вы, надеюсь, меня понимаете? С точки зрения большевиков, промышленность, живущая за счёт бюджета, то есть за счёт сельского хозяйства, не может создать устойчивой и длительной опоры для пролетарской диктатуры. И, таким образом, вопрос о создании в государственной промышленности прибавочной стоимости - есть вопрос о судьбе Советской власти, то есть о судьбе пролетариата…

Владимир Анатольевич никогда не считал себя большим специалистом в сфере политэкономии и в марксистской теории государственного управления. Однако даже ему было ясно, что новая экономическая политика большевиков, пришедшая всего полтора года назад на смену «военному коммунизму», почти сразу же стала приносить плоды. После замены продразверстки продналогом, который оказался почти вдвое ниже, начала восстанавливаться деревня - у крестьянина появился стимул работать, производить и продавать излишки продовольствия.

Для инвестирования в промышленность были созданы банки и кредитные учреждения, возобновили работу первые шахты и рудники, постепенно оживали Донбасс, Бакинский нефтяной район, Урал, Сибирь… Так называемые «тресты» - объединения однородных или взаимосвязанных между собой предприятий, получившие полную хозяйственную и финансовую независимость, - теперь сами решали, что производить и где реализовывать продукцию. Законом предусматривалось, что «государственная казна за долги трестов не отвечает». Благодаря этому, стали возникать синдикаты - добровольные объединения трестов на началах кооперации, занимавшиеся сбытом, снабжением, кредитованием, внешнеторговыми операциями. Реализация готовой продукции, закупка сырья, материалов, оборудования производилась на полноценном рынке, по каналам оптовой торговли. Начала формироваться широкая сеть товарных бирж, ярмарок, торговых предприятий. Была восстановлена денежная оплата труда, введены тарифы, зарплаты, исключающие «уравниловку», сняты ограничения для роста заработков в зависимости от результатов труда. В промышленности и торговле появился частный сектор, некоторые государственные предприятия были денационализированы, другие сданы в аренду, разрешено было даже создание собственных промышленных предприятий частным лицам.

Бурно развивалась кооперация различных форм и видов, появилось кооперативное кредитование и кооперативное законодательство. Вслед за установлением раз­решительного порядка открытия торговых заведений, последовала отмена государственной монополии на различ­ные виды продукции и товаров, денационализации мел­ких и кустарных предприятий. А весной тысяча девятьсот двадцать второго года  ВЦИК даже издал специальный декрет «Об основных частных имущественных правах, признаваемых РСФСР, охраняемых её законами и защищаемых судами РСФСР»…

В общем, временное отступление от коммунизма по направлению к свободному рынку, и появление стимула свободного хозяйствования, привели к очень быстрому и наглядному улучшению условий жизни. Крестьяне снова начали сеять, частная торговля и кустарничество принялись налаживать доставку на рынок давно исчезнувших товаров - страна начала оживать. А проводимая рабоче-крестьянским государством денежная реформа неминуемо должна была привести к замене обесценившихся бумажных «совзнаков» солидным и твердым червонным рублем.

В любом случае, следовало признать, что на станциях и полустанках между советской столицей и Петроградом стало значительно чище. Деревянные здания с новыми вывесками, свежая краска на стенах, перила с явными следами плотницкой работы…

Вдоль состава неторопливо прохаживались милиционеры - в обмотках и в новеньком летнем обмундировании. Среди многочисленных провожающих и отъезжающих граждан то и дело сновали носильщики с медными бляхами, а торговки-лоточницы предлагали по сходной цене пассажирам картошку, какие-то свежие ягоды и дивно пахнущие пирожки. Даже беспризорников возле железной дороги, стараниями товарища Дзержинского и его Комиссии по улучшению жизни детей, за последние месяцы стало значительно меньше.

И, возможно, поэтому, разглядывая через окно поезда вот такую картину почти позабытого, мирного существования и нарождающегося достатка, почти невозможно было поверить, что всего в нескольких часах езды отсюда советские люди вымирают от голода целыми деревнями…

- Неужели действительно все так ужасно?

- Все еще хуже, чем можно представить, милейший Владимир Анатольевич, - вздохнул профессор. - Конечно, свою роль во всем этом сыграла и жестокая засуха прошлого года, от которой погибло около четверти всех посевов. И разрушительные последствия Гражданской войны тоже нельзя не учитывать. Однако, в первую очередь, наступившая катастрофа стала результатом бездарной, грабительской политики большевиков по отношению к деревне. В результате хлебной монополии и завышенных объемов продразверстки прошлых лет, из-за которой крестьяне лишились большой части посевных семян и необходимых продуктов питания, посевные площади сократились. Даже по официальным данным на Южном Урале, в Поволжье и еще в нескольких десятках губерний голодает около тридцати миллионов человек. В действительности, вполне можно прибавить еще миллионов десять…

- Ну, это вы, батенька мой, хватили… - отказался поверить своим ушам Жданов.

- Ничего подобного! Я сумел раздобыть через своих знакомых в АРА финансовые и статистические отчеты об оказании международной продовольственной помощи за прошлый год. Так вот, американцы умеют считать не только деньги. Чтобы распланировать снабжение и размещение своих  благотворительных столовых и пунктов питания, они

проводили подробный сбор данных, особенно в пострадавших районах. И я не думаю, что когда-нибудь власти Советской России разрешат публикацию этих сведений в открытой печати. – Николай Александрович опять невесело вздохнул и посмотрел в окно, за которым уже показались пригороды Петрограда:

- Так что, нынешний голод в Советской России, не считая военных потерь, есть крупнейшая в европейской истории катастрофа со времен средневековья!

-  Надеюсь, все-таки, что вы преувеличиваете.  

- Даже и не надейтесь, дорогой мой Владимир Анатольевич! Думаете, отчего большевикам пришлось, чуть ли не на коленях, просить помощи у капиталистических стран? Да потому, что за полтора года число погибших от голода составило более пяти миллионов человек! И вся эта затея с разграблением монастырей и храмов…

В декабре двадцать первого года ВЦИК издал декрет «О ценностях, находящихся в церквах и монастырях». Затем появились постановление «О ликвидации церковного имущества» и еще одно - об изъятии музейного имущества. И, наконец, декретом ВЦИК «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих», местным органам Советской власти прямо предписывалось конфисковать из храмов все золотые, серебряные изделия и драгоценные камни для немедленной передачи их в Центральный фонд помощи голодающим…

Несмотря на гуманитарную риторику большевиков, это вызвало настоящую волну народных возмущений. Власти вынуждены были повсеместно применять силу. И если в отдаленных уездах чекисты особо не церемонились с недовольными, проводя настоящие войсковые карательные операции с массовыми расстрелами и арестами, то в столицах властям пришлось соблюдать, хотя бы, видимость приличий.

Летом в Петрограде был организован масштабный судебный процесс над православным духовенством. На скамье подсудимых оказалось более восьмидесяти человек, которых обвинили в организации массовых беспорядков, произошедших во время изъятия ценностей из петроградских церквей.

Процесс проходил в зале бывшего Дворянского собрания, и, разумеется, приговор был предопределен заранее – он почти дословно воспроизвел доказательства обвинительного заключения, включая и те, ложность которых была неопровержимо доказана во время суда. Десять человек, включая митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина, архимандрита Сергия (Шеина), адвоката Ковшарова и профессора Новицкого,  были приговорены к смертной казни за «распространение идей, направленных против проведения советской властью декрета об изъятии церковных ценностей, с целью вызвать народные волнения для осуществления единого фронта с международной буржуазией против советской власти». Остальные подсудимые получили различные сроки лишения свободы, от одного месяца до пяти лет, двадцать шесть человек оказались оправданы.

Рассмотрев жалобы защиты, ВЦИК оставил в силе смертный приговор, заменив при этом шестерым осужденным расстрел на тюремное заключение. Остальных казнили в ночь с двенадцатого на тринадцатое августа…

Владимир Анатольевич Жданов в этом громком процессе участия не принимал.

С начала июня и до недавнего времени он был целиком поглощен другим делом – участием в так называемом «процессе партии социалистов-революционеров», по которому показательно привлекались к суду двенадцать членов Центрального Комитета и еще десять эсеровских активистов.

Процесс продолжался больше двух месяцев, и проходил все в том же Колонном зале Дома Союзов. Рассматривала дело высшая судебная инстанция - Верховный Революционный трибунал при ВЦИК, а в роли главного государственного обвинителя на этот раз опять выступал Николай Крыленко.

Все подсудимые условно подразделялись на две группы.

К первой группе следовало отнести так называемых «непримиримых» - в основном, это были известные социалисты-революционеры с многолетним стажем подпольной работы, повидавшие царские тюрьмы и каторгу, эмиграцию, ссылку и беспощадную правду Гражданской войны.

Во вторую же группу входили «раскаявшиеся» эсеры - как правило, бывшие члены партии, роль которых на следствии и в судебном процессе сводилась к поддержке позиции обвинения.

Основная статья обвинения, которое Верховный Революционный трибунал предъявил подсудимым из первой группы, была ст. 60 Уголовного Кодекса рабоче-крестьянской республики, согласно которой участие в организации, созданной для совершения контрреволюционных действий, направленных на свержение Советской власти, для совершения вооруженных действий и для пособничества иностранным государствам, каралось смертной казнью. В частности, правых эсеров обвиняли в организации терактов против большевистских лидеров в восемнадцатом году – хотя мало у кого возникало сомнение в том, что правящая партия лишь сводит счеты с последней, все еще популярной, оппозиционной партией, которая некогда выиграла у нее выборы в Учредительное Собрание.

Небывало активная пропагандистская компания по дискредитации подсудимых началась еще до начала судебного разбирательства - и продолжалась даже после вынесения приговора.  Большевистские газеты, - а других газет в Советской России к тому времени уже просто-напросто не оставалось, - постоянно печатали злобные карикатуры на подсудимых «первой группы», разоблачительные стихи соответствующего содержания, а также написанные по шаблону «письма трудящихся» с требованием скорой и беспощадной расправы. Не обошлось также без массовых шествий и демонстраций под лозунгами «Смерть предателям и врагам революции!» 

Адвокатов, среди которых, помимо Жданова,  были такие знаменитости, как председатель Политического Красного Креста Николай Муравьёв или сам Александр Тагер, защищавший когда-то Бейлиса, травили, пожалуй, не меньше, чем их подзащитных. В ответ на очередной протест Владимира Анатольевича по поводу давления на сторону защиты и на суд, председательствующий заявил, что трибунал «одобряет демонстрации, исходя из революционного понимания пролетарского права».

С другой стороны, на поддержку известных в недалеком прошлом борцов против самодержавия поднялся не только Социалистический интернационал, но и многие западные интеллектуалы левых убеждений, собиравшие средства на передачи в тюрьму и на гонорар адвокатам. Против преследования большевиками представителей оппозиции протестовали легендарный анархист князь Кропоткин, писатель Короленко, Вера Фигнер…

К тому же, как вспомнил впоследствии очевидец процесса, «своими высокопрофессиональными действиями и мужественной гражданской позицией защитники, подкрепляя весьма сильные моральные и политические позиции обвиняемых эсеров грамотной юридической защитой, доставили немало хлопот сценаристам процесса». Поэтому достаточно скоро почти всех иностранных «правозащитников» и представителей прессы вынудили покинуть страну. А затем, в связи с грубыми нарушениями законодательства и открытой политизацией дела, с разрешения своих подзащитных сразу несколько адвокатов, включая Владимира Жданова, демонстративно отказались от дальнейшего участия в процессе.

Газета «Правда» моментально окрестила их «продажными профессионалами» и «прожжёнными судейскими крючками» а председатель ОГПУ товарищ Дзержинский в своей докладной записке ЦК РКП(б) попросил дать ему санкцию на высылку из Москвы «бывших защитников ЦК ПСР Муравьева, Тагера и др.»

«Непримиримым» социалистам-революционерам пришлось защищаться самим. Они отвергли предъявленные обвинения и постарались использовать свой публичный процесс, как трибуну для обличения антинародной политики большевиков.

Разумеется, при таком поведении на оправдание подсудимым рассчитывать не приходилось.

Трибунал приговорил двенадцать из них к смертной казни, остальных - к тюремному заключению на различные сроки. И даже после того как против этого публично выступили виднейшие деятели европейской культуры, - такие, как Анатоль Франс, Фритьоф Нансен, Максим Горький, - Президиум ВЦИК не отменил, а лишь «приостановил» его исполнение. Осужденных социалистов-революционеров следовало безотлагательно расстрелять, если их партия станет использовать вооруженные методы борьбы против советской власти…

Вдоль коридора вагона, один за другим, по-хозяйски протопало несколько человек. Кто-то что-то задел на ходу, кто-то выругался в полный голос…

Владимир Анатольевич Жданов взглянул на серебряные карманные часы, и в очередной раз порадовался тому, что к определенным слоям населения вновь возвращается напрочь забытая за последние годы привычка носить при себе такие вот предметы буржуазной роскоши.

- Опаздываем? – Поинтересовался у него сосед.

- Не намного, - покачал головой Владимир Анатольевич.

Паровоз сбавил скорость, и железнодорожный состав неторопливо потянулся вдоль бесконечного, однообразного каменного забора. В глаза Жданову бросилась выцветшая театральная афиша, приглашавшая на премьеру драматической поэмы Николая Гумилева с непонятным названием «Гондла».

- Кстати, помните Луначарского?

- Да, конечно, - кивнул профессор Рожков. – Обаятельный умница, донжуан и красавец!

- Я ведь, знаете ли, с ним после ссылки впервые увиделся только на этом судебном процессе. Анатолий Васильевич выступал со стороны обвинения. Как и прежде, он был блистательно красноречив и весьма многословен. Причем слабость к прекрасному полу нисколько не помешала товарищу Луначарскому настаивать на смертном приговоре для двух обвиняемых женщин… - Владимир Анатольевич тяжело вздохнул, и продолжил: 

- Большинство руководителей партии социалистов-революционеров вообще нельзя было привлекать к суду по обвинению в преступлениях, якобы совершенных ими четыре года назад!

- Отчего же?

- Да оттого, дорогой мой Николай Александрович, что почти все они - активные участники Гражданской войны. А Советская власть, если помните, не единожды объявляла амнистию всем ее участникам, включая даже белых офицеров, петлюровцев, шпионов и прочих противников большевизма.

Некоторое время соседи по купе молчали, прислушиваясь к перестуку вагонных колес.

- Зачем вы вообще ввязались в это дело? – спросил, наконец, профессор экономики.

- Видите ли, после процесса над адмиралом Щастным мне какое-то время пришлось посидеть без работы… Большевики тогда, как раз, приняли Положение «О народном суде РСФСР», по которому для того, чтобы заниматься профессией, нужно было в обязательном порядке поступать в так называемую «коллегию защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе». А поступить туда мне никак не давали – тем более, что члены этой коллегии, фактически, признавались должностными лицами и получали, между прочим, содержание в размере оклада, установленного для судей по смете Народного комиссариата юстиции!

- Ого! – Понимающе поднял брови Рожков. - Нечто наподобие государственной юридической монополии?

- Ну, практически, да, - улыбнулся одними губами Владимир Анатольевич. -  Конечно, в разбирательствах по гражданским спорам представителями сторон в суде могли быть и  близкие родные тяжущихся, как то: родители, дети, братья и сестры, супруги, а также юрисконсульты советских учреждений по уполномочию их руководящих органов. Обязательным участие члена коллегии в уголовном процессе было, однако, во всех случаях, когда дело рассматривал народный суд с участием шести народных заседателей. И еще, если в процессе выступает обвинитель - то есть по делам об убийстве, разбое, изнасиловании, спекуляции…

- Не обижайтесь, друг мой, однако звучит не слишком привлекательно.

- Да, согласен. Но ведь уголовное право, защита по уголовным делам - это именно то, чем я занимался всю жизнь, в чем я разбираюсь, что чувствую, что понимаю! – Разгорячившийся Жданов в сердцах махнул рукой, едва не задев собеседника:

- А потом еще того глупее началось… Решено было упразднить даже эти коллегии, материально и дисциплинарно зависевшие от губернских отделов юстиции. Под тем предлогом, что в них, якобы, оказались «сильны элементы буржуазной адвокатуры». А уголовная защита начала осуществляться, - только представьте себе! - в порядке трудовой повинности.

- Вы шутите?

- Нисколько! Соответствующие списки потенциальных «адвокатов» составлялись местными исполкомами. Было даже, если помните, издано в мае двадцатого года постановление Совнаркома «О регистрации лиц с высшим юридическим образованием», согласно которому, в трехдневный срок после опубликования, указанные лица обязаны были зарегистрироваться в подотделах учета и распределения рабочей силы по месту жительства. Лица же, не зарегистрированные в указанный срок, считались дезертирами и карались судом… - Все, о чем рассказывал сейчас Владимир Анатольевич, было чистейшей правдой, хотя и напоминало больше скверный анекдот:

- Разумеется, подобные эксперименты не могли не привести к возрождению и распространению частной практики - так называемой «подпольной адвокатуры». Обвиняемый – он ведь все равно пойдет за квалифицированной юридической помощью не к тому, у кого партийный стаж больше. А к тому, кто имеет уже определенную профессиональную репутацию, знания, опыт. Так что, даже новые власти, в конце концов, сообразили, что у них мало что получается. Вы ведь, по-моему, должны помнить Дмитрия Курского?

- Ну, да, как же, прекраснейшим образом помню! Мы же встречались у вас в Москве, на конспиративной квартире РСДРП. Если не ошибаюсь, в шестом году?

- Правильно. Он сейчас, между прочим, назначен народным комиссаром юстиции. Так вот, Курский так прямо и заявил: «Либо мы создадим организацию адвокатов, которая будет находиться под нашим контролем, либо возьмет верх частная практика». И поэтому в позапрошлом году большевики ввели, все-таки, в уголовно-процессуальный закон некое подобие профессионального ценза защитника - «способность исполнять эту обязанность». Ну, а недавно совсем, в конце мая, на третьей сессии Всероссийского Исполнительного комитета родилось Постановление «Об адвокатуре», где нам позволили даже иметь свое самоуправление.

- Что вы говорите!

- Разумеется, новое государство адвокатов все равно из поля зрения не выпустит. Губернский исполком всегда имеет право отменить принятие в члены коллегии любого неугодного лица, исполком формирует и таксу по оплате труда. Опять же, непременное партийное руководство! - Развел руками Жданов. – Впрочем, как бы то ни было, я на днях тоже подал заявление о перерегистрации и зачислении в коллегию защитников Московской губернии, образованную по этому новому Постановлению ВЦИК…

- В общем, как заявил мне недавно один высокопоставленный большевик: «У нас несколько партий. Но, в отличие от заграницы, у нас одна партия у власти, а остальные - в тюрьме…» - усмехнулся невесело экономист Рожков:

- Простите, Владимир Анатольевич, но мы, кажется, прибываем?

- Да, профессор, вот он, Петроград! 

И действительно, за окном уже наплывало на поезд широкое здание Николаевского вокзала, украшенное портретами обоих революционных вождей – Льва Троцкого и Владимира Ленина.

Читать ранее: Часть вторая. Глава вторая. Продолжение

Читать дальше: Часть вторая. Глава третья. Продолжение

СОДЕРЖАНИЕ

Историко-биографический указатель

28.11.2014

ПРИСЯЖНЫЙ ПОВЕРЕННЫЙ