НАСЛЕДСТВЕННЫЕ УБЫТКИ
Подать иск к наследникам умершего бизнес-партнера о взыскании якобы причиненных им при жизни убытков и таким образом отобрать принадлежавшие ему активы – практика, давно знакомая бизнес-среде. Для нее наследники, особенно далекие от дел, легкая добыча – когда речь идет де-факто об оценке экономической целесообразности решений, у них мало шансов. Еще несколько лет назад заградительная позиция, что компенсация причиненных бизнесу убытков является неразрывно связанной с личностью человека, а, значит, ненаследуемой (п. 1 ст. 418 ГК), была незыблемой. Однако этот принцип все чаще дает сбой. В чем опасность такого разворота для практики правоприменения и защиты прав наследников редакция проанализировала на примере истории 82-летней москвички, которая уже несколько лет в разных инстанциях пытается доказать, что принятое почившим супругом в бытность гендиректором решение спасло бизнес, а не причинило убытки, как пытается представить бывший деловой партнер. Основные факты и комментарии – в нашем журналистском расследовании.
Судебные круги
Трудную ситуацию, в которой неожиданно для себя на девятом десятке жизни оказалась москвичка Ольга О., редакция узнала от ее дочери, дозвонившейся в эфир программы «Де юре» (совместный проект ЭСМИ «ЗАКОНИЯ» и Радио Москвы). Впоследствии юридическая оценка этой истории была дана в правовой рубрике программы УТРО на НТВ.
По словам женщины, в 2005 году ныне покойный супруг ее мамы – Анатолий О. вместе с приятелем организовал ООО «Орфей». Взяв в аренду нежилое помещение, партнеры сдали его в субаренду. В 2016 году Анатолий О. умер. Его вдова в соответствии с законодательством и в установленные сроки вступила в наследство. На момент его принятия никаких претензий и долговых обязательств заявлено не было. Однако через год бывший партнер, а ныне гендиректор фирмы, подает иск в Ольге О. о взыскании убытков, которые якобы ее покойный муж причинил бизнесу. Изначально истец оценил их в 67 456 597 рублей, затем в ходе судебных разбирательств сумма превысила 100 миллионов.
Мещанский районный суд города Москвы в феврале 2020 года в иске отказал, в апреле того же года Мосгорсуд данное решение «засилил», Второй кассационный суд общей юрисдикции в августе 2021 года апелляционное определение отменил и направил дело на новое рассмотрение в судебную коллегию Мосгорсуда. Она, в свою очередь, в сентябре 2022 года Решение Мещанского суда от февраля 2020 года отменила и постановила взыскать с Ольги О. убытки в размере 83 720 900,85 рублей в пользу ООО «Орфей». Оставляя за скобками повествования вопрос, как выдерживает пожилая женщина эти многократные повороты судебной машины, а также юридическую казуистику по всему кругу позиций сторон, в том числе по размеру упущенной выгоды, редакция вынесла на обсуждение экспертного сообщества ЗАКОНИИ основные факты, которые имеют непосредственное значение для поднятой темы.
Факты
№1. Размер аренды
В 2006 году между ООО «Орфей» (арендодатель) и крупным сетевым ритейлером (субарендатор) был заключен договор о предоставлении за плату нежилых помещений площадью более 1,3 тыс. кв. м. Документом определено, что плата, состоящая из основной и переменной части, была установлена в размере 830 000 долларов США в год. Ежемесячный платеж – 69 166 долларов США. Постоянная часть аренды вносится в рублях по курсу ЦБ на день перечисления платежа, но не менее чем по курсу 27,50 рублей за один доллар. В июле 2015 года допсоглашением размер арендной платы установлен в сумме 2 600 000 рублей в месяц, какой она и была в предыдущий год по раннее заключенному допсоглашению, зафиксировавшему курс 38 рублей за доллар. Кроме того, был включен пункт, предусматривающий в составе арендных платежей плату с оборота. Со стороны арендатора договор заключал гендиректор Анатолий О. После его смерти в ноябре 2016 года, в январе 2017 году на эту должность назначен Дмитрий Ч. Через два месяца инициированным им допсоглашением ставку арендной платы увеличили всего на 200 000 рублей.
№2. Исковые требования
Как уже было сказано, через год после вступления вдовы Анатолия О. в наследство, ООО «Орфей» подал к ней как к единственной наследнице иск о взыскании убытков. Истец указал, что на момент заключения допсоглашения, т.е. июль 2015 года, курс доллара к рублю составлял 54 рубля. Исходя из этого, вместо получения арендной платы в сумме более 3,5 млн рублей, она была оставлена в размере 2,6 миллиона рублей. Договор был заключен на срок до февраля 2021 года, никаких условий, оговаривающих снижение арендной ставки, он не содержал, при этом именно доходы от субаренды составляют 100% выручки общества. Таким образом, за весь период действия договора (до 2021 года) обществу причинены убытки в размере 67 456 597 рублей. В связи с чем, истец просит взыскать с Ольги О. в порядке универсального правопреемства убытки, причиненные действиями директора в сумме 118 938 722 рубля, но в пределах стоимости ее наследственного имущества.
Ремарка: С этой позицией истца в отличие от судов двух инстанций согласилась коллегия Кассационного суда в августе 2021 года и апелляционная коллегия Мосгорсуда в декабре 2021 года. Они посчитали, что имела место сделка на невыгодных условиях в худшую для юридического лица сторону, в результате чего истец понес существенные убытки. Кассация и вторая апелляция указали, что суду следовало дать оценку этому обстоятельству, а также установить наличие у Анатолия О. возможности определить ее последствия в форме упущенной выгоды.
№ 3. Курсовой шторм
В 2014 году, как известно, российская национальная валюта обесценилась к доллару на 41% вследствие тройного удара: событий на Украине, западных санкций по случаю возвращения Крыма в состав Российской Федерации и падения мировых цен на нефть. В результате этих, а также действия иных совокупных факторов, 16 декабря 2014 года случился «черный вторник» – произошло обвальное падение курса рубля к американской валюте. «Идеальный шторм» рубля вместе с внешнеторговыми ограничениями привели к росту инфляции. Бизнес из режима благоприятных условий перешел на многие годы в жесткий режим выживания «не до жиру, быть бы живу». Исходя из этой народной предпринимательской мудрости Анатолий О., чтобы сохранить единственный источник дохода, пусть и путем его снижения, пошел навстречу просьбе субарендатора о снижении ставки. О заключенном соглашении его деловой партнер Дмитрий Ч. знал как минимум 15 марта 2016 года. В этот день Дмитрий Ч. на годовом собрании участников ООО «Орфей» ознакомил присутствующих с годовым отчетом, бухгалтерской отчетностью, в том числе о прибылях и убытках, предложил проголосовать за его принятие и проголосовал за это сам.
Ремарка: Коллегия Второго кассационного суда, указывая на этот момент, подчеркнула, что «само по себе одобрение не освобождает уполномоченное лицо (в данном случае гендиректора) от ответственности, причиненной совершенной сделкой». А субарендатор никуда бы не делся, поскольку согласно ст. 34 ГК РФ не предусмотрено право (суб)арендатора на расторжение договора аренды или изменение его условий в связи с изменениями конъюнктуры рынка и/или курса валюты платежа.
Комментарии
Представители экспертного сообщества ЗАКОНИИ – специалисты по имущественному и наследственному праву, возможно, исходя из морально-этических, а также общеправовых аспектов этого судебного спора, в своих комментариях высказались не только относительно аргументов судов, но и в целом о правовом регулировании вопросов передачи служебного долга по наследству, причем достаточно эмоционально. Суммируя, их мнение состоит вот в чем:
№ 1
Гражданский кодекс не содержит положений, которые определяют судьбу обязательства по возмещению убытков в случае смерти причинителя. Долгое время считалось, что обязанность гендиректора компенсировать убытки неразрывно связана с личностью человека. То есть она, как и, например, выплата долгов по алиментам, по наследству не передается. Однако налицо смена парадигмы в условиях отсутствия четкой законодательной регламентации, поэтому нет уверенности, что это приведет к чему-то хорошему.
№ 2
В соответствии с п. 1 ст. 1110 ГК РФ имущество умершего при наследовании переходит другим лицам в порядке универсального правопреемства, то есть, в неизменном виде как единое целое в один и тот же момент. На момент вступления в наследство Ольги О. ни о каких убытках заявлено не было. И если законодательство за редким исключением отказывает опоздавшим наследникам в праве на вступление в наследство, то весьма логичным было бы так же непреклонно отказывать опоздавшим взыскателям «упущенных выгод» с целью включить их в наследственную массу. Иначе ситуация «ах да, вспомнил» рискует стать бесконечной и попросту разрушит принцип защиты прав граждан в этой сфере.
№ 3
В том же ключе выглядит странной позиция суда о том, что одобрение решения бизнес-партнерами в момент его принятия не означает наступление ответственности уполномоченного лица впоследствии. Какими же нормами прописано, что, оказывается, можно проголосовать за решение, через три года сказать: «мое согласие, хочу – дал, хочу – забрал» и пойти отсуживать на этом основании 100 миллионов? Почему Дмитрий Ч. не сказал смело в лицо своему товарищу – деловому партнеру, что тот наносит убытки бизнесу, а предъявил претензии через годы только его 82-летней вдове?
Кассация объясняет такие действия тем, что в годовом отчете и представленных документах якобы не совсем ясна была суть сделки. Как так? Гендиректор, по их картине происшедшего, молчал, а никто по бухгалтерской отчетности не понял, что произошло уменьшение единственного актива общества и его налогооблагаемой массы? Или игра в непонимание была предпринята только с целью обойти ограничение тремя годами срока исковой давности по взысканию убытков, который, совершенно очевидно, истцом был пропущен?
№ 4
В многочисленных документах и аргументах истца так нигде и не было указано, возник ли у наследодателя долг в виде причинения убытков, а также входит ли он и каким образом в наследственную массу. Кроме того, директор может доказать, что заключенная им сделка хоть и была невыгодной, но являлась частью взаимосвязанных сделок, объединенных общей хозяйственной целью, в результате которой предполагалось получение выгоды юридическим лицом, либо что сделка была заключена для предотвращения еще большего ущерба. Ключевое слово «может». В данном же деле у него нет возможности представить свои аргументы. При жизни Анатолия О. данный вопрос не был предметом судебного разбирательства, поэтому по смыслу законодательства, бремя доказывания недобросовестных действий возлагается на истца – Дмитрия Ч. Чем он не воспользовался. А также не представил суду сведений, была ли им учтена экономическая конъюнктура на тот момент. Или проще, остался ли вообще бизнес на плаву, если бы Анатолий О. не снизил арендную ставку.
№ 5
Вызывает также удивление, что суды рассуждают о невозможности арендатора отказаться от аренды из-за изменения конъюнктуры или курса валют в самый разгар системного кризиса бизнеса по сдаче в аренду жилых и нежилых помещений из-за ограничений вследствие пандемии, а теперь из-за снижения деловой активности по причине санкционного давления. Помнится, Торгово-промышленная палата РФ целые исследования посвятила тому, что есть форс-мажор при неисполнении сделок в пандемию, сколько советов было дано бизнесменам, сдающим огромные площади и людям, сдающим свои небольшие квадратные метры, не держать цену, идти на уступки. Сколько людей спасли тем свой бизнес, и сколько публикаций было сделано об этом. И сейчас напряжение на рынке аренды никуда не делось – многочисленные пустующие площади тому подтверждение.
Таким образом, по общему мнению экспертов портала, Дмитрий Ч. не доказал, что действия Анатолия О. при заключении спорного дополнительного соглашения вышли за пределы обычного предпринимательского риска. Риска, который сохранил предприятие в «идеальный шторм» финансового кризиса. ЭСМИ «ЗАКОНИЯ» берет данное судебное под свой редакционный контроль в целях мониторинга правоприменения в сфере наследования долгов – разговор юридическому сообществу на эту тему предстоит серьезный: одно дело взыскивать с наследников долги наследодателя, а другое – наказывать их за его просчеты – настоящие и, тем более, липовые. Или известная максима «сын за отца не отвечает» уже не в тренде?
Обсуждение