Рубен Маркарьян. Точка зрения.
Я не уверен, что россияне в большинстве своем доверяют суду государственному. А при словах «коммерческий суд», наверное, еще меньше доверия возникает.
Раньше третейские суды могли создаваться при общественных организациях, при любых конторах. А с принятием нового закона о третейских судах они, даже такие великие, как при «Газпроме», приказали долго жить. Остались лишь так называемые арбитражные суды, это Международный коммерческий арбитражный суд и Международная морская комиссия при Торгово-промышленной палате. Теперь постоянно действующие третейские суды могут быть созданы при организации, у которой есть соответствующее право на создание третейского суда, и оно будет делегироваться аж Правительством Российской Федерации. То есть фактически новое законодательство третейские суды убило.
По-моему, идея с возрождением института суда присяжных и идея с введением народных заседателей в суды общей юрисдикции, чтобы народ простой участвовал в отправлении правосудия, когда мы судьям перестали доверять, слишком далеки от народа. И идея с возрождением третейского суда, который сейчас просто убит, она не то, что имеет право на существование, она как раз и должна нами реализовываться. Наш голос как раз должен быть направлен на то, чтобы сказать: «Верните нам третейские суды. Да мы сами разберемся, нам не надо стоять в очереди в суд общей юрисдикции и ждать месяцами, когда судья вынесет решение».
Да я лучше бы сто раз пошел в третейский суд вот так, договорился бы со спорящей стороной, и они бы назначили своего арбитра, я бы назначил своего. Эти двое арбитров назначили бы третьего, вынесли решение, а стороны договорились, что это решение суда исполняют. В этом случае идем в суд общей юрисдикции, получаешь исполнительный лист. Все это быстрее, и главное, что это нисколько не дороже.
Так вот у меня вопрос и возникает: а что, неужели мы общество, не достойное того, чтобы участвовать в отправлении правосудия? У нас отняли третейские суды. И присяжных заседателей забрали в свое время до ограниченного количества, забрали народных заседателей… Но надо сказать, что эти люди шли против мнения судьи государственного, который вообще в дело не особо вникал и чаще штамповал просто решения. А люди, которые участвуют в отправлении правосудия, – это все-таки представители общественной совести, и они вправе вершить правосудие.
30.10.2017
Для того чтобы в любой стране представлять клиента или оказывать ему квалифицированную помощь, нужно знать законодательство этой страны. И процесс знать надо, если в суд собираешься. Я член Адвокатской палаты Берлина, но права выступать в суде по немецкому праву у меня нет. У меня есть право консультировать по российскому законодательству. Я имею право работать в Германии. И не надо мне было никаких экзаменов сдавать. Достаточно того, что я являюсь членом Адвокатской палаты Москвы. Соответственно, статус мой принимается во внимание коллегами из Германии. Если ты хочешь работать в Германии и консультировать там, то пожалуйста. Надо стать членом ее адвокатской палаты.
Я не вижу препятствий тому, чтобы иностранные адвокаты занимались тем же самым и здесь. Если ты немецкий адвокат и хочешь консультировать в России по немецкому праву, приходи в адвокатскую палату, регистрируйся. Получи соответствующее образование, сдай квалификационный экзамен – такой же, как я сдавал, когда становился адвокатом. Здесь ничего такого экстраординарного нет. По идее, так должно быть.
Или как вот предлагается в законе сейчас: специальный реестр введется: адвокаты регистрируются и имеют право консультировать, но только по тому праву, в котором они специалисты. Если хочешь работать и консультировать клиентов по российскому законодательству, – пожалуйста. Этих иностранцев в России – полтора человека, может быть, работает, в судах, так что это даже не тема для обсуждения, ведь никому из иностранных адвокатов не придет в голову приехать и работать здесь по российскому праву, которого они просто не знают.
Весь сыр-бор, который произошел, видимо, в последнюю неделю, вся юридическая тусовка шумит по поводу законопроекта, который был внесен в Госдуму, о том, чтобы эти самые иностранные адвокаты получали лицензии, и эти лицензии выдавала бы какая-то общественная организация. Вся интрига-то – в этом. Есть адвокатские палаты, которые уже существуют и которые для этих целей и предназначены, – точно так же, как и во всем мире, как и в Германии, членом палаты которой я являюсь. Но в законопроекте так прозвучало как-то хитренько, что некая общественная организация, а не адвокатская палата будет выдавать лицензии этим иностранным адвокатам.
Там же не написано название, а у нас общественных организаций не так уж много, основная – это Ассоциация юристов России. Половину состава этой организации составляют адвокаты. И вот тут как бы получилось так: в законе будет написано, что общественная организация становится лицензирующим органом. Сегодня она дает лицензии лишь иностранным адвокатам, а завтра она дает всем – и нашим тоже. То есть получается такое двоевластие, которое разрушит адвокатскую, защитную систему, которая в стране существует. Вот, собственно, вся история. Просто у кого-то такая родилась, видимо, идея для того, чтобы придать веса своей организации.
Наплодить какие-то общественные организации, ассоциации – это наша, видимо, российская черта, традиция, если хотите.
Я помню, как-то был на Кипре, представляя Всероссийское общественное движение. Сейчас оно называется «Организация ветеранов «Боевое братство». Его все знают. Мы хотели организовать взаимодействие между ветеранами войны 74-го года на Кипре и нашими ветеранами. И я встречался с министром юстиции и общественной безопасности Кипра. Он и сам ветеран, воевал в 74-м.
И я у министра спрашиваю, мол, рекомендуйте нам какую-то общественную организацию ветеранов, мы с ней законтачим и будем поддерживать связь. Он говорит: «У нас нет никакой общественной организации ветеранов». Я говорю: «Как нет? Вот у нас их тут сотни всяких. Ветераны группы такой-то, группы такой-то, «Альфа», «Бета», «Вымпел», «Динамо», движения, общественные организации…» Он говорит: «А зачем вам общественные организации ветеранов?» Я говорю: «В уставе написано: для защиты нарушенных прав ветеранов». Он говорит: «А у нас не нарушают права ветеранов». Поэтому, им, видимо, и общественные организации не нужны. Такая же история и с юристами. Не надо плодить большое количество общественных организаций юристов, создавать ассоциации для того, чтобы потом выдавать какие-то лицензии.
Существуют, уже бог знает сколько, адвокатские палаты. Это как раз тот орган, который регулирует правозащитную деятельность. Те, кто хочет стать адвокатом, в том числе, иностранцы, пожалуйста, по определенной процедуре получайте. Это называется не «лицензия», а «включение в реестр».
Кстати, был такой вопрос: если в России будут работать иностранцы – не обязательно из Берлина, а из Казахстана, из Молдовы, Украины, из Беларуси – чем больше их будет, тем больше конкуренция и тем ниже будут цены на услуги, тем гражданам легче. Но государство-то забоится не о том, что цены будут ниже. Государство, прежде всего, берет на себя обязанность заботиться о качестве российского процесса. И даже если услуга будет стоить сто рублей вместо тысячи рублей, то какой толк от нее? Вот, собственно, о чем речь. Таким образом регулируется рынок не только ценообразования юридических услуг, но и качество их.
27.10.2017
Существуют здравые антикоррупционые предложения, речь идет об изменении системы таким образом, чтобы у чиновника не получилось вымогать или брать взятку. Хватит воспитывать чиновника, хороводы с ним водить, рассказывая, как это плохо – брать взятки, увеличивать штраф за взятку – куда его еще увеличивать, это стократный размер взятки. Даже если пожизненное заключение мы введем, все равно люди будут продолжать взятки брать, и коррупция никаким образом не будет искоренима. Снизить можно, конечно, уровень коррупции, но искоренить совершенно, полностью нельзя.
Искоренить можно тогда, когда ты меняешь систему так, чтобы коррупция была просто невозможна. То есть когда, допустим, тот же чиновник отделен от заявителя, и заявителю непонятно, кому он должен деньги давать. Компьютеру, что ли? Компьютеру больше 220 вольт не надо, какие документы в него вложил, такие и вложил.
На мой взгляд, наибольший интерес представляет как раз озаботиться тем, чтобы поручить разработать такую систему нашим ученым. А может быть, даже внести в национальный план по борьбе с коррупцией, который существует в Российской Федерации, какое-то финансирование, для того чтобы товарищи ученые продумали систему именно таким образом, чтобы при ней значительно был снижен риск получения взяток.
Или, к примеру, взять историю с судами. Судебному представителю взыскивают две копейки какие-то, вместо 120 – 60 тысяч. А расходы на представителя взыскиваются, как написано в кодексе, в разумных пределах. Вот этот самый разумный предел формирует судья на основе своего внутреннего убеждения, и обычно он у него ограничивается его зарплатой. Или, может быть, какой-то частью его зарплаты. И судье совершенно неинтересно, что рыночная цена той же работы судьи несколько отличается от реальной судейской зарплаты.
Так вот, допустим, принять опыт зарубежных стран, Великобритании или того же Кипра, когда судья назначает сумму, которую нужно положить на депозит суда, для того чтобы гарантировать возврат представителю. Чего этим добивается судья? Во-первых, когда спорящие стороны используют легальный способ, они не к решалам идут и не платят им деньги, потому что решала заберет деньги, если результат будет, то деньги не вернутся по-любому. Соответственно, для того же предпринимателя, идущего в суд, нет никакого смысла платить деньги адвокату, потому что суд взыщет всего 1% от его затрат. Если даже решение будет в пользу этого предпринимателя, то расходы на представителя не будут ему компенсированы. А вот в Великобритании будут компенсированы за счет проигравшей стороны. И поэтому предпринимателю выгоднее нанимать адвоката, нежели идти к решалам. Эту простую конструкцию не воспринимают наши законодатели на сегодняшний день.
По этому поводу Александр Хуруджи, омбудсмен по вопросам предпринимателей, говорит: это значительно ограничивает возможности истцов. Например, это обманутые дольщики, которые и так без копейки остались. И подать в суд, получается, не может, потому что денег нет, нечего на депозит этот положить. Я могу оппонировать господину Хуруджи. Во-первых, когда дольщиков много, по копеечке они могут и сброситься. Во-вторых, сейчас уже есть компании, которые могут профинансировать судебный иск дольщиков, в том числе и положить деньги на депозит суда. Я скажу, что необоснованных исков тогда будет меньше, и судебная система тогда разгрузится таким образом, с одной стороны.
С другой стороны, не забывайте, тому же самому застройщику тоже придется раскошелиться на депозит и подумать еще сто раз – а может быть, не имеет смысла судиться с дольщиком? Потому что я реально проводил несколько процессов за рубежом, на том же Кипре: после небезызвестного кризиса пошли с клиентами в суд, иск на миллион долларов, и судья говорит: «Вот, пожалуйста, 70 тысяч долларов положите на депозит». Тут любая сторона задумается: а может быть, как-то по-другому решить эту историю? И меня спрашивают: а почему у нас нельзя так же сделать? Потому что коррупция настолько глубоко залезла во все сферы нашей жизни, что ты будешь обращаться с хорошей идеей: «А давайте-ка мы сделаем вот так против коррупции», – но ты будешь обращаться к тому же чиновнику, который никогда в жизни этот сук, на котором он сидит, рубить не будет. Вот основная проблема, что она очень такая серьезная, всеобъемлющая, и сложное явление.
Конечно, тут нужна политическая воля высшего руководства, что оно сейчас и делает – нужно принимать системные меры, а не просто рубить головы, тем самым позволяя коррупции еще больше распространяться. По одной простой причине, как только много голов отрубишь, как той гидре, на место «отрубленной головы» приходит новый чиновник, и он тоже денег рассчитывает на этой должности поднакопить. А поймают, не поймают – вопрос второй. Вот это еще одна проблема. Поэтому ужесточением наказания ее не решить, а можно только системным образом.
23.10.2017
Российские издатели в соответствии с законом «Об образовании» обязаны выпускать только те учебники, которые имеют электронную версию для планшетов. При этом электронный учебник должен быть полноценным интерактивным инструментом, а не просто читалкой, где оцифрованные страницы. Такое каждый может сделать сейчас, у кого есть планшет. Получается, без подключения планшета к интернету нам образовательная такая революция не светит, потому что обратный вариант чреват потерей ученика, которого в сети привлекает не только полезный контент. Если он подключается к интернету, а он же там – раз! – еще куда-нибудь зайдет. Это во-первых.
Во-вторых, закон законом, штука хорошая, но вот эта вот школе лицензия нужна от каждого издательства, потому что электронная версия – это одно, а издательство – другое. Стоимость лицензии действует до трех лет на книги в цифровом формате, и она сопоставима с ценами на печатные учебники, то есть лобби здесь не пропустит. Далее, получается, электронный учебник открывает возможности, чтобы им пользоваться, но надо также изменить методику преподавания. И здесь какая штука? Вот в школе, куда у меня сын ходит, там вроде загорелись сначала в 2015-ом году: «О, давайте! Ура, планшет!». А потом оказалось, что половина учителей даже не знает, как туда тыкать. То есть дети умеют в гаджетах разбираться гораздо лучше, чем учителя.
Это значит, что нужно переучивать учителя. Вот он учил по учебнику, а ему говорят: «А теперь электронная версия». А он просто этого делать и не умеет. И здесь, получается, ведите, закон приняли, дети-то – с удовольствием, но еще надо учителей научить преподавать по-новому.
Я думаю так: детям разрешим учиться с планшетами – они сами учителей и научат. К сожалению, образование глубоко у нас формализовано, то есть все по регламенту, все по методикам, все по утвержденным сценариям. Здесь нет возможности для творчества, как в некоторых частных школах где-нибудь за рубежом – вот у преподавателя своя метода. А у нас все очень четко: надо только именно вот так, и учебники только вот эти.
Поэтому я думаю, что родители должны поднять руки и сказать нашим учителям и школам: «Ребята, раз закон приняли, и раз не стоит на месте цивилизация, давайте уж двигаться ей навстречу. Электронные гаджеты – штука хорошая, новое поколение ими пользуется, а мы все еще книжки листаем». Я же не против книжек, но раз время такое, что надо приспосабливать во многих областях жизни к электронным версиям, то, наверное, это правильно. Скажем, в Новой Зеландии книги хранятся в школе, а дома учебники-гаджеты.
А пока планшет в обучении не используется, второй комплект учебников детям в школе хранить зачастую не разрешают, вот так и таскаем по городу портфель в шесть килограммов.
Вопрос довольно сложный: что важнее в армии, обязанности или права. Видимо, смысл армейской службы заключается в том, чтобы защищать права граждан, исполняя свою армейскую обязанность. Понятно, что армейская служба накладывает определенные ограничения, в том числе, и на права, например, на право свободы передвижения, но на сегодняшний день это ограничено на 12 месяцами.
Если бы в мою бытность офицером солдат-срочник подошел и сказал: «Нет, товарищ капитан, права такого у вас нет, вы нарушаете мои права!», то есть за такие слова, скорее всего, я бы солдатика отправил на гауптвахту суток на трое. Есть приказ начальника – это закон для подчиненного. Поэтому если я говорю солдату: «Ныряй за гаечным ключом», а вода холодная, то он должен нырнуть, потому что от меня, от командира зависит, чтобы техника завелась и поехала, иначе погибнут другие люди. Да, для солдата это может быть холодно, он может сказать: «Я не должен нырять в холодную воду». И здесь уже решение командира, и я могу сознательно идти на нарушение прав конкретного солдата.
Еще о правах. Недавно я участвовал заключительном этапе конкурса Генштаба на лучшего военкома страны, это действительно интересный опыт. Военкомы должны были не только ответить на вопросы, но и среагировать на ситуацию. То есть приходит на прием к военкому призывник с определенной проблемой или с жалобой на решение призывной комиссии: кому-то не предоставлена была отсрочка от службы в армии, кого-то, наоборот, не взяли в армию, и он жалуется военкому. И стоит этот «призывник», у которого заученная роль, я как его представитель, адвокат, и сидит военком, перед которым «личное дело» призывника. И должен был перед всем честным народом и перед телекамерой разобраться в ситуации, как это могло бы быть на самом деле.
Надо сказать, что на трех практических заданиях двое военкомов пошли адвокату навстречу. Это по сценарию не соответствовало правильному ответу, но было разумно, правильно с точки зрения прав человека.
Ситуация по заданию конкурса была такая. У призывника больная мать, инвалид второй группы, и он просит отсрочку, чтобы за ней некому ухаживать. А по закону 24 статья говорит о том, что предоставляется отсрочка по уходу за нуждающимися в постоянном уходе близкими родственниками, если отсутствуют другие лица, которые обязаны по закону заботиться. У этого призывника сестра, она живет в Израиле. Есть сестра родная? Обязана заботиться, и все. И поэтому с точки зрения закона отсрочка не должна была быть предоставлена. Я рассказал, как я это обычно делаю перед присяжными или перед судом, словно это речь в прениях, что если сегодня ему отсрочка не будет предоставлена, то завтра женщина умрет без ухода. И кто будет искать эту родную сестру в Израиле, и обязана ли она по закону нести ответственность за свою мать, и кто будет ее обязывать? И военком, несмотря на то, что толкование закона было несколько иное, то есть Министерство обороны толкует норму закона буквально, поступил по-человечески, он действительно подумал: как не предоставить отсрочку? кто же будет ухаживать за инвалидом? Надо, к чести его, сказать, что он, несмотря на то, что с точки зрения толкования закона ошибся, все-таки он получил звание «Лучший военком России». Это был военком Хабаровского края.
04.09.2017
Как офицер по первому своему образованию я, конечно, карьерист. То есть, когда я окончил военное училище, возможный рост был понятен: лейтенант, старший лейтенант, капитан, майор там, подполковник и так далее... И потом, когда пошел в юриспруденцию, стало совершенно очевидно, что не будет там: адвокат, младший адвокат, старший адвокат, суперстарший адвокат и т.д. Закончилась карьера на слове «адвокат», никакого другого статуса не бывает. Поэтому как бы поначалу я, оставаясь офицером, расстраивался. Потом понял, что, в общем-то, в этой профессии главное – не звание. И применительно к предлагаемой Минобром градации планок для учителя мое мнение, совпадает с моим взглядом на адвокатуру на сегодняшний день.
Главное в учителе – чтоб человек был хороший, детей любил, дети его любили, чтобы был предан делу. Правильно? Есть возможность реализоваться у учителя, стать лучшим учителем года, лучшим учителем страны, района, села, получить почетное звание, например, «Заслуженный учитель РФ». Соответственно, лет 20 должно пройти для того, чтобы учителя за особые заслуги представили к этой награде.
А вот в системе профстандартов, которую там предлагают ввести, - старший учитель, ведущий учитель, супервайзер - я не думаю, что есть большой смысл. Потому как, если послушать учителей, то они и так-то стонут по нескольким причинам: зарплата маленькая, лучше прибавьте, а не давайте нам звание почетное. И, самое главное, что я, разговаривая с учителями, услышал, что они не очень хотят зависеть от директора. От него и так зарплата напрямую зависит, а с введением профстандартов будет еще и еще больше. То есть ты не старший учитель – ну, значит, тебе зарплата меньше. Хотя, может быть, для учеников ты и лучше.
Я знаком с двумя системами образования, кроме российской, – это с немецкой и с британской. Ну нет там вот этого: старший учитель, супервайзер и прочее там. Есть в школе, как они их называют, учителя, которые, может, они учителями не являются, а они являются тьюторами, то есть следят за детьми. Такая система. А если говорить там про вуз, то в Британии нет автономного понятия «профессор», вечного, как у нас для тех, кто, скажем, защитил в свое время диссертацию «Как влияет марксизм- ленинизм на одноклеточные растения». Там – только профессор университета. Ушел из этого университета, и ты уже не профессор университета.
Офицер, закончивший командное училище, в любом случае тоже преподаватель. Мы занятия тоже с личным составом проводили, с солдатами. Но там у нас был, еще раз повторю, карьерный рост. Но учителям, не думаю, что это нужно.
Кому вы будете звонить, если вас, к примеру, задержат на улице и скажут: «Пройдемте»? Родственникам, знакомому полковнику, может, генералу, адвокату или вот в call-центр – на «горячую линию» «ЗАКОНИИ». Если вы держатель полис-карты, на место сразу выедет адвокат, они у нас есть практически в любом регионе страны.
Как-то мне рассказали историю про задержание одного дебошира, который хулиганил – громко музыку включал, достал всех в доме. Когда он видел, что подъезжает полицейская машина, он обычно делал ее тихо и говорил: «они сумасшедшие, у них галлюцинации». Один раз полиция приехала, а он стал требовать адвоката. «Я никуда не пойду, у меня есть знакомый юрист, он сейчас должен приехать». Так весь подьезд вышел запихивать его в полицейскую машину: «Обойдешься ты без адвоката»... А в этот момент полицейские чего делали? Они стояли, смотрели, как граждане им в машину хулигана запихивают. Это они не хотели просто ничего делать. А когда они хотят делать, то ни у кого не спрашивают. Просто на улице подбирают любого человека и сами запихивают в машину, и адвокату никакому не звонят. Да телефон еще отбирают.
Вот буквально пару недель назад приходил ко мне вполне респектабельный молодой человек тридцати лет на консультацию. Он говорит: «Вчера после работы из метро выхожу и решил перекусить». Бутылку пива он, кстати, выпил с друзьями еще на работе. «До дома осталось всего чуть-чуть, около метро захожу в пиццерию, там поел, там выпил еще одну бутылку пива в этой самой пиццерии». Выходит из пиццерии, переходит дорогу в сторону своего дома. Время 7 вечера, лето, хорошая погода, хорошо одетый человек с портфельчиком. Ему по плечику двое ППС-ников – хлоп-хлоп! «Товарищ, паспорт предъявите». У его есть паспорт, показывает. Ему говорят: «А вот в портфельчике у вас чего?» А он: «Да ничего такого, могу показать, конечно… Но какие основания, чтобы вы у меня смотрели портфельчик?» Тогда они: «Э-э, да от тебя плохо пахнет, да ты выпивши в общественном месте… Ну-ка, поехали с нами для освидетельствования».
Он не сопротивлялся сотрудникам полиции, кстати, правильно сделал. Там вышел врач, сказал: «Будешь освидетельствоваться?» Он говорит: «Да я не за рулем, а меня зачем-то сюда привезли» – «Ну, значит, так и напиши». Повезли в отделение. До полпервого ночи они там составляли протокол, он писал параллельно заявление о беспределе, дежурный полицейский не стал заявление принимать, говорит: «Договорись с этими ППС-никами». Он говорит: «А с чего меня задержали-то вообще? Я ничего такого не делал. Что, пиво запрещено выпить, что ли?» – «Ну, ты был нетрезвый в общественном месте». – «Что значит нетрезвый?»… В итоге выгнали его из этого полицейского участка…
И я, слушая его рассказ, для себя сделал вывод, что за ним просто охотились. Он один, без свидетелей, прилично одетый. Понятно, если он выходит из пиццерии, наверное, он там чего-то выпил. Раз так, ему можно сказать: «О, да ты пьяный в общественном месте!». Вот такая беда.
Какие выводы мы делаем из этой истории? Нужен адвокат простому человеку с портфельчиком, который выходит из пиццерии? Этот парень пришел ко мне, получил консультацию, приобрел полис-карту «ЗАКОНИЯ», кстати говоря, на следующий раз, если из пиццерии будет выходить, сразу полицейским вручит, скажет: «Вызывайте моего адвоката. Вот у меня есть соглашение с адвокатом, это документ, вот телефон». И тут, хочешь не хочешь, они должны позвонить адвокату или разрешить это сделать задержанному. Потому что они в перечне изъятых вещей этот документ должны будут указать. И потом на жалобу придется ответить.
А если уж адвокат появится на пороге отделения полиции, то уж оттуда без своего клиента не уйдет. И именно поэтому я и пропагандирую право пользоваться услугами адвоката и право на телефонный звонок.
У меня в целом отношение позитивное к любой борьбе против каких-то негативных проявлений, в том числе коррупции. В частности к последним инициативам, предложенным Анатолием Выборным: увеличение сроков привлечения к уголовной ответственности за дачу взятки, перевод преступления из категории небольшой тяжести в преступление средней тяжести. Что касается нематериальной взятки, так называемым подношением «борзыми щенками», с которой ранее выступал также Минюст, здесь отношение скорее негативное, по двум причинам.
Мне кажется, что пока не установилась ясная, четкая система борьбы с материальной взяткой, призывать бороться еще и с нематериальной – это просто зайти в тупик. Почему? Во-первых, ее трудно доказать, тем более что в денежном эквиваленте не выразить, не измерить. Ведь доказать ту же материальную взятку совершенно невозможно, если человек деньги не берет. А, а как мы знаем, за провокацию взятки некоторых товарищей крупного калибра из числа МВД все-таки сажают. Никто не забыл еще генерала Сугробова и ту историю с провокацией взяток материальных.
А здесь, притом, что будет уголовная ответственность за нематериальную взятку, и провокация не требуется. Открытку человеку прислали, уже поздравили его или, извините, по радио заказали поздравление, пригласили на радио. Или кто-то кого-то устроил к какому-нибудь знакомому врачу, его без очереди приняли – все, уже нематериальная взятка получается.
Само по себе оказание услуги всегда нематериально, мы таким образом прекратим обычные человеческие отношения. То есть либо чиновники перестанут вообще общаться со своими друзьями, либо нормальные люди перестанут идти в чиновники, потому что зачем это надо, чтобы ты все время был под прицелом у правоохранительных органов. Либо, как это уже водится, в чиновники пойдут исключительно маргиналы: «Поймают, не поймают – а за месяц-два работы чиновником я чего-нибудь такого себе заработаю». Этого мне не хотелось бы, совсем доводить до какого-то абсурда.
Во-вторых, я боюсь, уже как адвокат в данном случае, неминуемой избирательности этого процесса. То есть этих мы можем посадить, а этих не надо пока, потому что до них очередь не дошла. Да и от злоупотреблений просто захлебнемся. Я имею в виду неугодного чиновника, который поссорился с местным начальником, скажем, управления внутренних дел. Завтра же уже кто-нибудь напишет заявление, что он едет с организацией лекции в каком-нибудь Риме. Хотя, может быть, римлянам в одном из мес тных институтов частного права очень нужно выступление именно этого чиновника, и его еле-еле уговорили. Но завтра же придет майор Пронин и скажет: «Это нематериальная взятка, слушайте, вы там прочитали лекцию, вам ничего не заплатили, но вы же посмотрели Колизей». Поэтому я против.
С другой стороны, не дай бог, какой-нибудь ребенок какого-нибудь судьи устроится в какое-нибудь национальное достояние, извините, я даже название компании не буду называть. Среди сотрудников компании может оказаться очень много детей разных взрослых чиновников. Они все туда устроены, видимо, в качестве взятки? Всех их нужно оттуда выгнать? Чем, собственно говоря, они провинились? Если сын чиновника действительно толковый парень, заканчивает университет, ему куда идти? Обязательно во фрезеровщики на завод, чтобы только папа не был обвинен в коррупции?
Потом, извините, тут я прочел по поводу, что нематериальной взяткой могут быть также услуги интимного характера. Это вообще у меня вызвало хохот, потому что для того, чтобы услуги интимного характера каких-нибудь девушек легкого поведения признать нематериальной взяткой, тогда надо признать их «деятельность» официально. Давайте тогда сначала проституцию легализуем, а потом уже будем говорить, что такая услуга – это одна из разновидностей взятки.
Подводя итог. Тут генеральный прокурор выступал и говорил, что у нас незаконно посаженых очень много, это только официальные сведения. А давать такую роскошь правоохранителям, как фантазировать, что есть нематериальная взятка…
Я купил билеты на концерт, ребенок заболел, и я не могу пойти. Я взял и раскидал спамом дружеским среди своих знакомых: «Ребята, кто может пойти? Билеты, пропадают». Если среди этих моих адресатов окажется какой-нибудь чиновник, который согласится, это что – будет нематериальная взятка? Конечно, сразу какой-нибудь майор Пронин возьмет это себе на заметочку: дана взятка в счет будущих преференций. Я не хочу жить в такой ситуации.
09.08.2017
Почему-то у меня такое глубокое убеждение, что начинать развитие такого туристического кластера или туристического региона побором с туристов – наверное, самое последнее дело. У меня был один знакомый, который был генеральным директором туристической компании. Он сказал, что нельзя зарабатывать на деньгах туристов, которые те платят за билеты. Но за билеты – это мелочь. А самое основное, что интересует владельца туристического бизнеса либо руководителя региона, – это те деньги, которые турист привезет с собой, которые он потратит там. Купит шубу, персики, вина, сувениров…
Как в ту же Турцию люди едут, билеты покупают за две копейки, отель еще две копейки, а шубы увозят за 2000 долларов. В этом смысл как раз – заманить туриста и там ему что-то заманчивое предложить. Поэтому позиция наших законотворцев интересная, но не совсем правильная.
Самая простая конструкция, принятая во всем мире: замани к себе туриста, каждый привезет с собой по нескольку десятков тысяч рублей, которые оставит местным предпринимателям, фирмам, магазинам, кинотеатрам, клубам, чему угодно. Предприниматели будут оказывать услуги и потом платить налоги – на этом все и держится.
Я читал, в Португалии открылся новый курорт, и там каждому приехавшему в августе и начале сентября ежедневно бесплатно бутылка вина – либо розового, либо белого, либо красного. Это красиво. Вот бы у нас точно так же в аэропорту какого-нибудь Симферополя букеты дарили женщинам, а мужчинам раздавали бутылки фирменного крымского вина, пусть маленькие, но тогда они с большим удовольствием приедут. Эта бутылка, может, эти 50 рублей и стоит. А тут предлагают наоборот: «Вы к нам приезжайте и заплатите еще 50 рублей, и тогда купите у нас эти самые персики». Какое удовольствие?
А в это время какая-нибудь Турция говорит: «Приезжайте, у нас тут все в полцены, и а вот это мы вообще вам подарим». Лишь бы турист приехал, ведь самое главное – подобраться к его кошельку. Это основное, у нас этого просто не понимают, видимо, или не хотят понять. В конце концов люди просто сядут у себя перед телевизором, включат какой-нибудь телеканал с приключениями. И все, нормально, телевизор-то у всех есть.
«Закония» в соц. сетях