Александр Саверский. Точка зрения.
Защита прав пациентов и врачей – меч обоюдоострый, а приоритет отдается пациентам, потому, что они за ошибки и неправомерное поведение врачей расплачиваются самым важным: здоровьем, а то и жизнью. В иных случаях надо смотреть обстоятельства произошедшего конфликта. В косметологии и пластической хирургии, несомненно, разобраться не так просто. Конечно, существуют случаи, когда был дефект до операции, и он так и остался после нее, либо стало еще хуже. Есть случаи летального исхода при липосакции и вовсе не по причине анафилактического шока, а из-за инфекционного заражения. Что касается эстетических споров, то это споры «об искусстве».
В деле защиты врачей речь должна начинаться с определения главных материй. Например, что есть медицина – услуга или помощь? Ведь эти понятия влияют на всю структуру и общественных и правовых взаимоотношений в данной сфере. Споры об этом ведутся, сейчас перешли в активную фазу. Однако принимать решение будет очень сложно, так как в законе об охране здоровья определение медицинской помощи дано через услуги, в основе тарификации всей системы ОМС лежат услуги, и придется отрывать от этой системы всю линейку финансирования. Но двигаться в этом направлении нужно, потому, что вся система здравоохранения переведена в рынок. К сожалению, спор: рынок или государственная функция сейчас до предела обострен. Есть официальные данные, что 34% людей, которые считают, что им нужна медицинская помощь, не обращаются к врачам. И это настоящая катастрофа доверия к системе здравоохранения. Люди не понимают, что это такое: «вторая грудь бесплатно». Аптеки тоже превратились в лавочки, где покупателям пытаются навязать еще какой-то товар. Коммерциализация этой сферы привела к тому, что нормы закона об обязательности оказания медицинской помощи не выполняются. Вместо них действует принцип: хочу лечу, хочу не лечу, из-за которого в регионах отсутствуют необходимые врачи по ряду направлений. И это создало реальное неравенство прав граждан Российской Федерации по доступности государственной помощи, что уже говорить о частной.
Люди перестали доверять врачам и увлеклись самодиагностикой из-за попыток создать в сфере, где этого быть не должно, рыночное регулирование. Здоровье бесценно, но если на рынке товар, который не имеет цены, рынку конец. Это показывает даже экономика США в сфере здравоохранения. Попытка сделать из этого бизнес привела к обрушению отрасли. Там сейчас идут очень серьезные процессы, которые приводят к пересмотру парадигмы функционирования медицины.
Вторая проблема состоит в том, что у пациента нет своей воли на совершение сделки – он не может не купить лекарство, услугу, если его напугали в достаточной степени для этого. А сделать это просто, так как люди в подавляющем большинстве не обладают достаточным объемом специализированной информации, так как не учились на врача.
Поскольку у врачей появилась вторая цель – зарабатывать, помимо первой – лечить, доверие людей обрушивается. Вторая цель, естественно, приводит к манипуляциям первой. Зачастую пациент не может разобраться, с какой именно целью действует врач. Наукообразный подход превращается в бизнес, соответственно появляются метафизические подходы к лечению в виде экстрасенсов, якобы, безумно дорогого оборудования, которое на самом деле непонятно чем помогает, к появлению БАДов, которые лечат «от всего», включая терминальные стадии онкологии и так далее. Это и есть лицо современной медицины.
06.09.2019
Усиление уголовной ответственности врачей, это плохое решение, потому, что целая отрасль не может регулироваться исключительно Уголовным кодексом. Мы сейчас являемся свидетелями нагнетания агрессии, взаимных угроз между врачами и пациентами. Одни предъявляют претензии, порой обоснованные, порой нет, другие утаивают свои действия, грубят, отправляют людей в суд со словами: «вы ничего не докажете».
В Уголовном кодексе есть целая глава, под которую могут попадать действия или бездействия врачей, приведшие к тяжелым последствиям: глава 16 «Преступления против жизни и здоровья». Не дай Бог пациенту скончаться, и половину действий врача можно без колебаний отнести к статьям этой главы.
Вот они и боятся, а страх в лечении людей не лучший советчик. Врачи, чтобы избежать уголовной ответственности идут на экстремальные, а порой страшные действия. Недавно стал известен случай, когда уже умершей пациентке врачи, чтобы снять себя вину за неправильное лечение, скрыть ошибки, подменили печень. Врачи постоянно находятся под гнетом потенциальной уголовной ответственности, и чувствуют себя вечными потенциальными преступниками. И это заставляет их вместо того, чтобы признать ошибку и прилагать усилия для повышения собственной квалификации, прилагать усилия, чтобы, во что бы то ни стало, защитить себя.
Наше предложение, поэтому, и состоит в том, чтобы перенести юридическую ответственность врачей из уголовной в административную плоскость с наказанием в виде штрафов либо лишения лицензии. Многие пострадавшие пациенты, кстати, говорят, что не хотят посадить врача, им нужно, чтобы он извинился и не причинял вред другим. С этим может справиться административное наказание.
Я думаю, что идея исключительно рецептурной продажи лекарств так и останется на словах. В этом, может быть, есть какой-то смысл. Но в реальности, если это случится, то наши поликлиники просто встанут, а частный сектор будет аплодировать, потому что люди уйдут из государственного сектора окончательно в частный, который, естественно, вырастет. Просто наша государственная система здравоохранения не готова к тому наплыву пациентов, которые придут за рецептами, чтобы получить необходимые лекарства. Пока государство не приведет свою систему здравоохранения в состояние, когда она будет готова принять то количество людей, которые придут за всеми рецептами на все лекарства, это все досужие разговоры. Это условие, которое пока непреодолимо.
С другой стороны, мы знаем прекрасно, что даже рецептурные препараты, антибиотики те же самые, можно совершенно спокойно добыть в аптеке, и никто за это не наказывает. Иногда Росздравнадзор борется с этим. Вроде аптеки стали чуть аккуратнее. Потом смотришь – опять то же самое. Проблема в том, что реализация запрета на отпуск рецептурных препаратов без рецепта, система контроля и надзора, у нас все равно не работает.
Я за презумпцию испрошенного согласия на донорство органов. Без согласия человека нарушается много всяких разных норм, включая достоинство личности, отношение к телу умершего. При этом ключевым вопросом здесь является вопрос родителей, которые стоят у дверей реанимации и думают, что спасают их ребенка. И когда они узнают о том, что органы изъяты, у них возникает сомнение, кого спасали, их ребенка или того, кому нужно было органы пересаживать. Конечно там жизнь на кону, на другой стороне кто-то ждет, но мы должны быть абсолютно уверены в том, что человека спасают до конца, и с формальной точки зрения, и с медицинской.
К медицине тоже есть вопросы. Что такое смерть головного мозга, и почему она только в законе о трансплантации существует? Специально для этого придумана? Видимо, так и есть. Это определенная стадия комы, когда головной мозг не подает никаких сигналов, он считается мертвым, там целая процедура, инструкция, как это устанавливается. Но есть случай, когда человек вышел из комы, правда, из третьей стадии, через 26 лет! Если мы не дадим шанса этим людям, которых мы считаем мертвыми, хотя для нас с вами, не врачей- человек с бьющимся сердцем живой, это уже ненормально. В определенном смысле это даже эвтаназия. У него бьется сердце, но мы его признали мертвым. Когда я разбирался с этим вопросом, меня поразил тот факт, что даже человека в сильном алгкогольном опьянении можно спутать с этой запредельной стадией комы.
Александр Саверский 
«Закония» в соц. сетях