Мария Большакова

По закону об образовании воспитание и обучение – часть единого контекста, которое и является образованием. Что касается сексуального просвещения, то это тонкая настройка и ею нельзя пользоваться без учета менталитета и традиций народов, населяющих Россию. В первую очередь необходимо руководствоваться уважением к их гендерным взаимодействиям. У всех ведь разные установки в этом плане не только на уровне сексуальных контактов, но даже прикосновений, правил общения и так далее. В этом контексте любое насаждение общих подходов к освещению и, тем более, к массовому преподаванию столь приватных тем, было бы неправильным. Ведь есть не только личное, но и общественное целомудрие. Грубое вмешательство в формирование традиционных гендерных отношений может только навредить им.
В целом же, при учете названных культурных различий и культурного разнообразия, заниматься половым просвещением должны и родители, и школа, и специально привлеченные для отдельных лекций профильные специалисты. Если об этом не будут говорить значимые для ребенка взрослые, то он об этом узнает из отвратительных источников. 

 


Дальше...

Всеобщее избавление от засоряющего язык канцелярита, жаргонизмов и пониженной лексики начинается с избавления от языкового сора каждого человека в отдельности. С его уважительного отношения к словам и нормам языка. И дело не в длине языковых конструкций. Лев Толстой, как известно, писал предложениями размером с современную справку для администрации президента. Но в его предложениях видны смысл, образы и мысль автора.
Нет смысла ополчаться на профессиональные термины и пытаться их вымарать. Они несут значимую нагрузку. Большинство профессий обладает своими укоренившимися за многие десятилетия жаргонизмами, спецификой построения фраз и текстов, терминологией. Юристы в этом списке – не исключение. Их цель в том, чтобы каждое внедряемое понятие трактовалось максимально конкретно, без разночтений. Однако надо понимать, что в русском языке это практически невозможно: у нас очень яркий язык. Полстраницы яркого английского текста – это примерно страница «сухого» текста на русском.
Кроме того, страшны даже на сами канцеляризмы, а те действия, которые стоят за ними. Если вчитаться, видно, что в языке официальных документов очень часто используется пассивный страдательный залог: «уроки проводятся», «решения принимаются» и т.д. Кем, кто актор? Очень похоже на попытку снятия с себя ответственности. В разговорной речи мы ведь не говорим: «Мною прочитана книга». Мы употребляем глаголы в личной форме: «Я пошел», «Я сделал». Мало того, что это воспринимается проще, так это еще и означает принятие ответственности за свои действия. Очень засорил русский язык своего рода посев, плоды которого мы до сих пор пожинаем в виде большого количества англицизмов там, где абсолютно спокойно можно подобрать эквивалент или аналог в русском языке.
На самом деле, как говорится, все гениальное просто и плох тот профессор, который не может объяснить восьмилетнему ребенку, чем он занимается. Публичная речь гораздо понятнее и приятнее, когда мысль излагается просто. В этом плане стоит брать пример с президента Владимира Путина: с его словарного запаса, техники выстраивания предложений. Его речь, его ответы понятны всем. Те же, кто считают, что чем непонятнее, тем значимее и интереснее, ошибаются.  


Дальше...

Школьную атмосферу невозможно выстроить «под линейку», так как и общество в целом немономерно. Социум состоит из абсолютно разных людей, с разными характерами и системой ценностей. Соответственно, оградить детей от тех, кто более агрессивен или психически возбудим, невозможно. К тому же стремление к ограждению может перейти опасную черту. Например, если вдруг появится запрос на ограждение от находящихся в депрессии, имеющих другой цвет глаз и так далее. Этот процесс может зайти очень далеко в моменте обеспечения собственного комфорта. Поэтому всегда нужно искать компромиссы. Тем более что сейчас общество в принципе тревожно.
Есть еще один момент, имеющий признаки «диверсионного», от которого важно отказаться. Сейчас образование де-юре – не услуга, но долго время ею было. Так вот де-факто еще предстоит работать над искоренением этого негативного восприятия. Вспомним Бисмарка, который говорил, что ни у одного диктатора нет такой власти, как у преподавателя начальных классов. Авторитет учителя должен быть безусловен. Иначе никоим образом не справиться с поведенческими проблемами у детей.
Что касается включения детей с ограниченными возможностями здоровья в общее образовательное пространство, то здесь необходима дифференциация подходов. Если речь идет об ограничениях по физическому здоровью – проблемами со слухом, зрением, физической подвижностью, то необходимо с детства приучать, что это разновидность нормы и такие дети должны быть полноценно вовлечены во все процессы обучения, труда, отдыха. Хотя, статистика показывает, что найти работу после обучения им очень сложно. Есть и дети с ментальными недостатками, из-за которых возникают проблемы с обучением. И это также не означает, что человек не обладает всеми гражданскими правами, что и остальные. Стоит отметить, что вопрос инклюзии достаточно остро стоит не только в России, но и во всем мире, и он должен обсуждаться сразу на входе. Если, начиная с детских садов, дети будут понимать, что рядом есть тот, кому нужно помочь, то в дальнейшем принцип «своих не бросаем» станет для них естественным.
Если же речь идет о девиантном поведении, то тут все чуть сложнее. По этой причине психологические службы в школах не должны быть номинальными. Увы, сейчас это зачастую так, и потому система психологической помощи нуждается в переформатировании хотя бы в больших городах, где больше возможностей. В регионах попросту нет такого качества психологов. К счастью, до сих пор в стране есть те профессионалы, которые занимались трудными подростками на рубеже веков и ранее. Это очень хорошие специалисты, их мало, но без их методологической и практической помощи в построении системы работы с трудными детьми не обойтись. Ведь ситуации бывают очень разными и существуют достаточно жесткие практики для их последовательного разрешения. Но тут приходят родители и говорят: «Это мой ангелочек, а неправильную таблеточку я ему подкинула, он ни в чем не виноват». Как быть в такой ситуации педагогу? Макаренко, кстати, в таких ситуациях позволял себе достаточно жесткие методы, а иначе воспитанники просто не признали бы его как лидера и авторитета. То есть, взрослому надо иногда показать свою власть в работе с такими подростками, но где границы морали, в каких госстандартах их прописать? 

 

Дальше...

Прежде, чем понять, почему люди ведутся на фейки, стоит уяснить, что истины не существует и достоверности, как таковой, тоже. Все постулаты, которые мы принимаем за истину – это предмет наших договоренностей. Допустим, мы договорились, что небо голубое, а трава зеленая, но если бы изначально договорились иначе – что трава голубая, а небо зеленое, мы бы так это и воспринимали. Если мы о чем-то договорились, мы можем об этом рассуждать, искать в этом истину, обман или фейк. Если мы не договорились и ничего в некой сфере не понимаем, то поиски будут сильно затруднены, так как мы не будем знать, что ищем, где обман, а где правда. Есть интуиция – прекрасное чувство, есть еще более замечательное чувство юмора и есть опция под названием критическое мышление.
Но тут мы сталкиваемся с двумя моментами. Во-первых, есть такая категория людей, которым все не так. И небо не голубое, и трава не зеленая. И наоборот тоже не работает. А есть синдром Даннинга-Крюгера, когда люди, которые плохо в чем-то разбираются, считают, что они достигли истины и совершенства и абсолютно во всем правы, потому, что они не знают нюансов, а те, кто разбираются в проблеме хорошо, те сомневаются, что истина там, где  они полагают. Поэтому, например, так много «специалистов» в медицине. Как сказала одна пожилая врач, раньше у врачей был один враг – журнал «Здоровье», а теперь – целый интернет и уйма различных изданий, вроде бешено популярной газеты «ЗОЖ». Таким образом, когда человеку предлагают способ решения проблемы политик, врач, военком, но его это не устраивает, человек пытается найти какой-то источник, который будет соотноситься с тем, как он воспринимает картину мира.
Поэтому для многих, когда появляются фейк-ньюс и информационные вбросы, они кажутся истиной, потому, что они так воспринимают мир. И надо признать: ни у кого из нас собственного мнения нет, а в отношении того, что мы не видели и не разбираемся, мы урывочно составляем пазл из многих мнений, роящихся вокруг нас. При этом не всегда чужие мнения – это мнения специалистов. В свое время академик Зализняк сильно сетовал, что сегодня в период постмодернизма мнение пятиклассницы о проблеме важнее мнения профессора, который всю жизнь занимался этой проблемой. И это наша большая беда.
Рекомендую поэтому учитывать мнение профессионалов. До сих пор в мире существуют академические ученые, которые серьезно занимаются изучением своей сферы. Вот они, кстати, никогда не ответят легковесно на любой вопрос из их сферы знаний, не обратившись к серьезным академическим источникам. Специалисты говорят тихо, потому, что не принимают участие в эмоциональной риторике – у них есть дело, и они им занимаются.    


Дальше...