Умереть, чтобы не вернуться в тюрьму

Пару месяцев назад, после 16 лет за решеткой, Тони (имя изменено – прим. ред.) в возрасте 59 лет был освобожден из тюрьмы по медицинским показаниям. Чтобы воспользоваться законом Кушнера (закон от 2002 г., инициированный министром здравоохранения Бернаром Кушнером, направленный на защиту прав ВИЧ-инфицированных во Франции – прим. ред.), позволяющим отсрочить отбывание наказания, ему пришлось преодолеть немало препятствий.

Ради других больных заключенных Тони согласился рассказать о болезни, которую нужно скрывать, о не всегда соответствующем нормам медицинском обеспечении и ужасном парадоксе, состоящем в том, что нужно сражаться за освобождение от наказания, которое означает лишь то, … что жить осталось очень недолго.

Что значит быть ВИЧ-инфицированным в тюрьме

– В течение многих лет мне удавалось скрывать СПИД. Скрывать -  значит не получать консультаций у врача-специалиста по ВИЧ-инфекции, который регулярно приходит из какой-нибудь близлежащей больницы, чтобы обеспечивать постоянное лечение. Это означает не получать медицинского ухода:  рентгеноскопии, дополнительного питания… А потом, об этом все-равно становится известно. В один прекрасный день заключенные перестают с вами разговаривать или оскорбляют, называют вас педерастом или наркоманом. Охранники тоже. Один, например, часто называл меня «спидоносец». Чтобы сделать обыск в камере, они надевают перчатки, а вам - наручники, чего еще несколько дней назад не делали.

Врачебная тайна

– Обо мне узнали сразу же, как только я сходил на консультацию к венерологу. Без сомнения, утечка пошла от санитара или охранника медчасти.  Хотя иногда и утечек никаких не надо! Вот, например, как было со мной в одной из тюрем.  Мы, 20 заключенных, сидели в зале ожидания – одни - к дантисту, другие – к офтальмологу.  Вдруг санитар, в присутствии всех, очень громко объявил: «Месье Тони Ф., врач-специалист по ВИЧ только что приехал, сейчас он вас примет!»

В заключении врачебной тайны не существует. Когда тебя приводят в санчасть, на столе лежат истории болезни тех, кто здесь был до тебя. На моей истории, например, было написано большими красными буквами: «Тони Ф., ВИЧ». Надзиратели ожидают тебя у открытой двери и хорошо могут слышать, о чем идет разговор с врачом. Впрочем, врач, которая лечила меня вначале, замечательная женщина, предпочла уволиться: ей не нравилось, что все ее предписания в тюрьме игнорировали, а врачебная тайна не соблюдалась.

Уход

– В начале 2000-х гг., когда начали обеспечивать соответствующим лечением, в течение нескольких недель я вообще не получал необходимых таблеток из-за того, что просто не мог попасть к врачу - настолько они были перегружены. А медсестра мне говорила: «Я их что, делаю эти таблетки что ли?» Я ей отвечал: «Но вы можете их заказать». А она в ответ: «Не забывайте, что вы – заключенный». 

В 2007 г. у меня развилась саркома Капоши (рак кожи). Я знал, что это такое: в медчасти были плакаты об этом, но врач мне сказал: «Нет же, это всего лишь родинки».

 Затем, в 2009 г., я начал кашлять. Мне сказали, что это остаточные явления пневмонии. Восемь месяцев спустя мне диагностировали цитомегаловирус, который, если не применить вовремя необходимое лечение, развивается в рак легких. Чуть позже он у меня и был выявлен.

Коринна Кастелляно, активистка ассоциации «Помощь», которая помогала все это время Тони, добавляет: «Когда мы стали настаивать, чтобы врач провел необходимые исследования, он нам ответил: «Да не верьте вы, они все говорят одно и то же».

– Мое состояние ухудшалось. Один внимательный охранник, как-то увидевший, что я лежу в постели, почти не могу говорить и едва дышу, забеспокоился. Я чуть было не умер. Меня отправили в больницу города Бисетра. И только там мне поставили диагноз – ВИЧ. (Коринна Кастелляно: «При хорошем лечении ВИЧ-инфекции главное состоит в том, чтобы не допустить развития сопутствующих заболеваний. Например, сейчас уже очень редко можно увидеть саркому Капоши»).

Госпитализация в Межрегиональную тюремную больницу (МТБ)

– В МТБ были медицинский уход, медсестры, врачи. Лучше, чем на воле! (МТБ занимается лечением заключенных и располагается в университетских медицинских клиниках – прим. ред.) Но тюремная администрация настолько боится побегов, что условия содержания в этой больнице хуже, чем в карцере. Здесь нельзя курить, звонить, ходить на прогулки. Окна закрыты, даром, что на них есть решетки, и расположены они на 12-м этаже! Надзиратели открывают окна только лишь затем, чтобы проверить, целы ли решетки, не перепилены ли они. Даже медсестры смеются.  Животные, находящиеся в клетках, и те могут дышать свежим воздухом. Никаких контактов с другими больными, как будто это запрещено. Когда кто-нибудь возвращается в свою палату, его обязательно обыскивают.

Обычно МТБ предназначены для краткосрочной госпитализации. Однажды я попал туда на месяц, но учитывая мое состояние, меня оставили еще на 10 дней. К концу месяца я потерял всякую надежду. Я уже начал искать место, где бы я мог повеситься, начал плести веревку из куска ткани, изучил маршруты охранников, чтобы улучить момент, когда бы им не удалось вынуть меня из петли. Я думал только об этом. Многие предпочитают умереть в тюрьме, чем ехать лечиться в МТБ. В центре заключения я встретил двух стариков: одному было 86 лет, другому - 72 года. У первого был рак предстательной железы, у второго – рак мочевого пузыря. Они уже не могли ходить, но, все же, отказывались возвращаться в МТБ - хотели умереть в своей камере. Не понимаю, какую такую опасность они представляли бы на воле.

Отсрочка наказания

– К концу моего заключения в тюрьме я лежал в постели 21 час в сутки. Я ослеп на один глаз, зубы у меня повыпали. Когда я подал первую просьбу об отсрочке наказания по болезни, ко мне пришли сразу два эксперта (что незаконно): они должны были проводить экспертизу независимо друг от друга и с промежутком в 15 дней. Эти двое даже не затребовали мою историю болезни, сразу написав заключение: «Жизненный прогноз отрицателен, но совместим с тюремным заключением». (И это в то время как закон уточняет, что отсрочка наказания применяется, если жизненный прогноз отрицателен или если состояние заключенного не позволяет ему находиться в заключении).

Через 6 месяцев – новая просьба, другие эксперты, которые уже просмотрели мою историю болезни, резюмировав: «Патология, препятствующая жизненному прогнозу в ближайшее время».  И вот я на воле, но в любой момент судья может потребовать провести новую экспертизу и вернуться к вопросу о моем освобождении. Отсрочка – это лишь отсрочка, и не более того. Чтобы не возвратиться в тюрьму, нужно умереть.

***

Выйдя из тюрьмы, Тони весил 50 кг. Сейчас ему удалось немного поправиться. Он говорит, что счастлив, а еще спрашивает: «Если судья потребует новую экспертизу, они увидят, что я чувствую себя лучше или нет?» И успокаивает сам себя: «Врач мне хорошо объяснил: как только радиотерапия перестанет давать эффект, у меня начнется рецидив болезни». И опять мрачнеет: «Я хорошо знаю, что мне конец».

Источник: Соня ФОР, Libération.fr

Перевел: Юрий АЛЕКСАНДРОВ

 

На фото: МТБ в Лионе; современная МТБ

25.02.2011

Электронная приемная Объединенной редакции ФСИН на портале "ЗАКОНИЯ"