Рубен Маркарьян. Точка зрения.
Четыре поправки, внесенные в основной закон за 25 лет – уже предостаточно, если сейчас, как предлагается, внести еще изменения – это будет больше, чем много. Несчетное количество раз ходил в суды, и вот что показательно: когда не просто вскользь, а акцентировано, предметно ссылаешься на Конституцию, можно увидеть, как судья закатывает глаза: мол, сошлитесь еще на Священное писание.
Для судей, для практикующих юристов, которые вершат правосудие именем Российской Федерации, Конституция РФ – это нечто большое, далекое и малоприменимое, потому, как они руководствуются законами, подзаконными актами, которые регулируют конкретные правоотношения.
То есть, Конституция – это что-то обобщенное. «Все должны жить хорошо», – вот что там написано. Еще в преамбуле Конституции написано, кто её принял: «мы, многонациональный народ». То есть, мы договорились жить вот так-то. Мы сейчас живём так, как договорились? Нет. Мы хотим в основном законе изменить формулировку того, о чём мы договорились? А что мы хотим там изменить – чтобы нам стало лучше жить, чем сейчас? На мой взгляд, при всем уважении к высокопоставленным юристам, которые предлагают изменить Конституцию, это не тот путь, по которому нужно идти. Нужно изменить отношение судей к основному закону. Не более того.
Что касается возможного правового хаоса в случае изменения Конституции, надо смотреть на пояснительные записки с обоснованиями изменений, которые они повлекут, в том числе, в законодательстве. Думаю, что в случае изменений декларативных статей по типу «давайте жить еще лучше», вряд ли потребуется серьезное изменение законодательных актов. Еще быстрее и проще пройдет рассмотрение и принятие поправок, если к пояснительной записке будет приложено финансовое обоснование с указанием источника ассигнований на те или иные нужды.
Меня другое настораживает: пока мы обсуждаем, вносить ли изменения в основной закон, внимание общества отвлекается от изменений других законодательных и подзаконных актов, которые начинают работать уже сегодня, вполне существенных. Например, мало кто знает, что принято постановление Правительства, по которому к стратегическим товарам, подлежащим особому контролю при пересечении границы, аккуратненько и бесшумно внесены изделия из драгоценных металлов, ювелирные украшения, и часы, в которых есть даже золотое напыление на сумму свыше 100 тысяч рублей.
Отныне эти предметы должны подлежать декларированию. Может 100 тысяч покажутся кому-то огромной суммой, но, я думаю, у многих россиянок могут быть фамильные сережки, браслетик, а, может, и часы, и они стоят больше 1,5 тысяч долларов. И незаметно так в Постановлении Правительства эти предметы определены как стратегический товар, подлежащий особому таможенному контролю. А это означает, что если вы не задекларируете свои часики стоимостью свыше положенной суммы, то – 226 прим 1, а это контрабанда, наказание до 7 лет лишения свободы. И пока мы про Конституцию говорим, никто не обсуждает такое изменение в Постановлении правительства, которое влияет на Уголовный кодекс. Пока мы обсуждаем, как сделать так, чтобы было лучше, под шумок вносятся изменения, которые делают хуже.
В отличие от многих других профессий, для адвокатов повышение квалификации – это требование закона. Пункт 1 ст.7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» устанавливает, что адвокат обязан постоянно совершенствовать свои знания и повышать квалификацию. Поэтому, как законопослушный гражданин, я делаю это постоянно. ФПА и палаты адвокатов субъектов организуют курсы, как очные, так и вебинары. Можно присоединиться к вебинару, послушать лектора, задать вопросы и выполнить норматив по повышению квалификации, который рассчитывается по минимальному количеству часов – около 40 в год.
При этом в норматив засчитывается не только прослушивание лекций, но и их ведение. В прошлом месяце мы с коллегой – адвокатом Англии и Уэльса провели под эгидой Правительства Москвы трехдневный семинар в Московском экспортном центре для московских экспортеров. Эти часы нам будут зачтены в обязательный норматив повышения квалификации. Ведь когда ты готовишься преподавать, ты изучаешь новеллы законодательства, проводишь мониторинг правоприменения по тематике курса, изучаешь опыт коллег, и, соответственно, твой уровень компетенции тоже растёт. Выступать приходится перед теми, кто разбирается в теме лекции и понимает, что ты говоришь.
Что касается предложения Минтруда о запуске «Программы мероприятий по организации профессионального обучения и дополнительного профессионального образования для граждан предпенсионного возраста», то из предпенсионера (неприятное, кстати, слово) думаю, как его не переобучай, не получится профессиональный спортсмен-рекордсмен, или автогонщик, потому, что реакция уже не та. Но, например, преподаватель вполне себе получится, потому, что жизненный опыт у человека есть, просто нужно научить им делиться.
Я читал недавно статью, которую мне прислали зарубежные коллеги, о том, что мозг пожилого человека аналитически более развит, чем у молодых, и, мало того, мозг с годами не прекращает развиваться. Есть, конечно, исключения, когда люди стояли всю жизнь на конвейере, не читали книг, ничем не интересовались. Но у тех, кто это делал, мозг не застрял в развитии. Им только нужно дать определенный формат, по которому они могут двигаться дальше, и они прекрасно будут делиться своим опытом.
В том числе для таких людей «ЗАКОНИЯ» организовывает несколько ступеней тренинга «Наука убеждать: словом, жестом, видом» , на которых слушатели смогут научиться выступать перед аудиторией, управлять ею и влиять на её решения.
Встречал неоднократно довольно пожилых людей в судах, которые, не имея юридического образования, но имея на руках доверенность, представляли доверителей по семейным, наследственным делам, по гражданским спорам – наше законодательство допускает такое. Как правило, эти люди имеют личный опыт судебных разбирательств, знают, как ходить в суд, составить исковое заявление, умеют от природы говорить, или хотят научиться это делать, поэтому, выходя на пенсию, начинают помогать таким же, как они. Единственное, что они не владеют нюансами профессии судебного представителя. Вот для этих людей – пожилых и достаточно опытных, которые, допустим, завершив карьеру инженера, переквалифицировались в юристов и успешно ходят по судам, такие курсы будут очень интересны и полезны.
Это примеры из моего опыта, но для людей среднего и пожилого возраста есть, на мой взгляд, масса возможностей реализовать себя, например, писать. Речь идёт о тех самых информационных технологиях, которым планируют обучать пожилых людей по Программе Минтруда. Зайдешь в какую-то социальную сеть, смотришь: у человека миллион подписчиков, а это означает, что он большие деньги зарабатывает на рекламе, а сказать-то ему нечего. Его миллион – это всего лишь специальные технологии. А представьте, чего может добиться человек, даже из маленького городка, которому есть что сказать.
Я вспоминаю интересный случай из своей жизни, который даже включил в одну из моих книг. Человек пошёл учиться на сценариста. Он хотел что-то писать, но книжки это долго и не очень прибыльно, другое дело сценарии для сериалов, для передач – у них есть определенный формат и этому можно научиться. Пришёл он на курсы, преподаватель с ним разговорился и жалуется: вот, у меня в группе двадцать человек, десять писать умеют – выпускники литературных институтов, гуманитарии, но у них нет жизненного опыта и им писать не о чем. А другие десять обладают жизненным опытом, но писать не умеют. Есть только один человек, у которого есть и жизненный опыт, и писать он умеет – водолаз. Но он, почему-то не хочет писать о водолазных работах, а хочет писать о любви.
Конечно, проблемы будут всегда, но было бы желание их преодолевать. Конечно, в больших городах больше возможностей продать свой труд, но благодаря информационным технологиям можно его продавать не на выставке администрации маленького города, а на всю страну через Интернет, просто его надо освоить.
Уровень агрессии в нашем обществе – это, в первую очередь, ответная реакция на несправедливость. Но, не надо исключать еще и осень – время обострения психических расстройств. В короткое время подряд по нарастающей происходят тревожные события: сначала кто-то кого-то стулом бьёт, а потом студент Политехнического колледжа в Керчи берёт помповое ружьё и расстреливает людей. И это уже не смешно, это не забавный анекдот про Мамаева с Кокориным. Поэтому, на фоне серьезного ЧП, когда мы говорим об инициативе депутатов о создании Министерства психологического климата, мы, конечно, начинаем улыбаться, хотим ли мы этого или не хотим.
О трагедии в Керчи сейчас кто только не говорит, и какие только предложения не озвучиваются: граждане просят опять разрешить свободную продажу оружия (а никто и не запрещал особо, Керчь - пример), некоторые эксперты предлагают, наоборот, запретить все оружие, а на каждом углу и в каждой школе поставить росгвардейца с пистолетом.
Простой расчет показывает, что в России 53 тыс. школ, 4 тыс. колледжей и техникумов, 1400 ВУЗов, а с филиалами - 3500. Только на охрану этих зданий потребуется (при трехсменном круглосуточном посту) - почти 200 тысяч росгвардейцев (соответственно, столько же пистолетов).
А от одного психа мы не застрахуемся. Если считать соотношение сил, то, на примере Керченской трагедии, один росгвардеец с пистолетом Макарова (16 патронов) противостоял бы одному психопату с помповым дробовиком 12-го калибра со 100 патронами (наверное, с картечью). Причем, психопат-студент, полагаю, с первого же выстрела завалил бы и трех росгвардейцев с тремя пистолетами.
Оптово такими предложениями проблему не решить. Надо разбираться по каждому конкретному случаю. Дело Кокорина и Мамаева, например, разрешится после вынесения приговора или прекращения уголовного дела, когда все обстоятельства будут выяснены. Сейчас эта история с интересом обсуждается, потому, что все ненавидят российскую сборную, за исключением последнего эпизода на чемпионате Мира. Уже десятилетия ненавидят за их постоянные проигрыши. Поэтому Мамаев с Кокориным ответят не за то, что стулом кому-то по голове дали, а за то, что они футболисты.
В отношении бойни, устроенной Владиславом Росляковым следствие также разберётся. Если будет установлено, что он психопат, то, значит, проблема была в психологическом климате в коллективе. Может, недостаточно работал психолог учебного заведения. Он должен был выявить психа и проводить с ним работу. Если это зомби, который выполнял чьи-то приказы, то это работа спецслужб.
Сейчас нам надо снизить накал обсуждения в средствах массовой информации, потому, что такими обсуждениями подробностей случившегося, мы можем еще психов наплодить. Они ведь начитаются, наслушаются, «воодушевятся» примером, и тоже пойдут куда-нибудь людей взрывать.
Ни министерством счастья, ни министерством психологического климата, ни разрешением, ни запретом на огнестрельное оружие ничего мы не изменим. Необходимо не «смаковать» подробности, как это сейчас происходит, а разбираться по каждому конкретному случаю, и принимать конкретные решения по результатам.
В основе всех банкротств, в том числе криминальных, лежит простая схема: ты кому-то дал денег, а этот кто-то их не возвращает, карманы выворачивает и говорит: «знаешь, я денег не имею, процедуру банкротства затеял». Получается, своего рода, у него индульгенция. Это несправедливо. Одно дело, когда человек возвращает долг частями, а в данном случае, у должника и намерения нет отдавать деньги, и, поскольку он банкрот, то и ничего и никому не должен.
Это если речь идёт о физических лицах, а в случае с юридическими – нарушения происходят сплошь и рядом. При этом закон о банкротстве настолько оброс изменениями, поправками и прецедентами в правоприменительной практике, что появилось уже целое сословие людей, которые занимаются исключительно банкротствами и тем живут. Это саморегулируемые организации, арбитражные и конкурсные управляющие.
В моей практике редко приходилось встречать добросовестных арбитражных управляющих. В основном они, видимо, считают, что цель их существования состоит не в защите интересов кредиторов, а в том, чтобы как можно больше положить в свой карман. Приведу пример дела, которое находится в производстве у меня и коллег. Арбитражный управляющий, ставший впоследствии конкурсным, назначил себе оплату под 250-300 тысяч рублей в месяц и делает всё возможное для того, чтобы как можно дольше это конкурсное производство длилось. Обнаружил он имущества на 60 тысяч рублей, и вот по поводу этого имущества он иски заявляет, спорит, доказывает необходимость включения его в конкурсную массу. То есть, 300 тысяч в месяц он стоит, плюс едет в командировку, оплачивает себе три гостиничных номера – для себя, водителя и жены (она помощница конкурсного управляющего) и всё это за счет кредиторов для того, чтобы взыскать какие-то 60 тысяч рублей.
Существуют в Уголовном кодексе статьи за фиктивное и преднамеренное банкротства. Фиктивное банкротство – это заведомо ложное объявление себя банкротом, а преднамеренное банкротство – это осуществление действий, которые делают невозможным дальнейшую финансово-хозяйственную деятельность, а, значит, расчет с кредиторами. На мой взгляд, это один из видов мошенничества, выделенный в отдельную статью с целью упрощения правоприменения. На самом деле стало только тяжелей. По сути, эта статья толком не работает. Немало надо потратить времени на то, чтобы получить доказательства, что кто-то заведомо ложно банкротил предприятие, выводил активы. Проще сотрудникам полиции возбудить дело по 159 статье «Мошенничество» и в рамках этой статьи вести следствие, а не возбуждать экзотическую статью о фиктивном либо преднамеренном банкротстве.
Несколько лет назад была история, когда из Ирландии вывели 5 миллиардов долларов и отмывали их здесь в России. И такое бывает, хотя, в основном наоборот. Почему они это сделали? Да потому, что здесь это легче сделать – деньги оттуда завели в Россию, якобы, они были инвестированы в какое-то ООО, закуплены объекты недвижимости. А потом исходя из «простоты конструкции» фиктивного и преднамеренного банкротства, всё это стало банкротиться, накупленные объекты недвижимости уходили с молотка, а бедные ирландцы бегали по российским судам и говорили: это же наше, у нас украли. Так там же есть добросовестные приобретатели, процедура банкротства, - отвечали им.
Те, кто хоть когда-то давал в долг деньги и ему не возвращали, знает, насколько это тяжело и обидно. По сути, тебе залезли в карман, а ты ничего не можешь с этим поделать.
Принятый закон «О внесении изменений в ФЗ «Об основных гарантиях прав ребенка» полезен, и он работает. Статистика Следственного комитета об увеличении числа трагических происшествий с детьми, в данном случае, мало связана с работой этого закона. Обратите внимание, в прошлые годы имели место массовые трагедии. Благодаря принятым изменениям, в этом году таких случаев не было. Разработка туристических маршрутов, открытость деятельности детских оздоровительных лагерей, контроль над этой деятельностью дали свои положительные результаты.
А вот в случаях с неорганизованным отдыхом детей с родителями ничего не изменилось. Пример тому – недавний трагический случай в Сочи, когда мальчик утонул в ливневом стоке. Ведь понятно, что принятый закон никакого отношения к ливневой канализации не имеет. Её построили в 60-х годах, и местная администрация утверждает, что, поскольку конструкция старая, она не предполагает ограждения, и бабушка знала о ней. Никто не снимает ответственность с бабушки, которая, видимо, должна была семилетнего ребенка держать за руку. И в то же время, никакой родитель не застрахован, от того, что ребенок неожиданно убежит. А для любого ребенка нет ливневой канализации – лужа и лужа. Я смотрел этот ужасный видеоролик с места трагедии и никакой ливневки там не видел, видел лужу. И ребенок, видимо, тоже. Поэтому, ливневая канализация должна была быть огорожена. С 60-х годов прошлого века уже можно было что-то придумать. В 21-ом веке, наверное, должны быть какие-то другие технологии водоотведения, а не сточная канава, которая заполняется водой.
Закона о том, чтобы привлекать к ответственности родителей, за то, гибнут или страдают дети – нет. Есть обязанность конституционная у родителей заботиться, следить за своими детьми, участвовать в их воспитании, в т.ч. обеспечить им безопасность. Родителей, конечно нельзя наказывать, за то, что они недоглядели, если, конечно, там нет преступной составляющей.
Был ролик в интернете, когда бабушка тащила на санках ребенка через дорогу. Остановился КАМАЗ, пропустил бабушку, поскольку машина высокая, водителю не было видно, что там еще в санках ребенок. Бабушка прошла, он начал движение, и переехал ребенка. Кто виноват в данном случае? Водитель машины или бабушка, которая должна была соблюдать ПДД? Законы, которые мы принимаем, это штука хорошая, и она положительно повлияет на качество и безопасность отдыха детей, но и родители должны думать своей головой. Дети не растут, как трава в огороде, их надо контролировать. Маленьких детей, лучше за руку держать, а тех, которые чуть повзрослее лучше не лениться и инструктировать всякий раз как дорогу переходить, как не отходить от родителей и не подходить к чужим людям, и что делать, если потерялся.
Чтобы снизить количество несчастных случаев, в которых, подчеркиваю, всегда по вине взрослых, страдают дети, видимо, надо воспитывать самих родителей. Очень нужны просветительские программы на радио и телевидении.
Наверное, в Следственном комитете кто-то слушает нашу передачу на Радио Москвы. Потому, как мы, обсуждая тему наказания за врачебные ошибки в связи с делом Мисюриной, мы высказали предложение ввести уголовную ответственность для врачей. Другое дело, что оно заключалось в том, чтобы выделить медицинский состав, введя в УК специальную статью «Врачебная халатность», отделив от других профессий. Согласитесь, результаты деятельности тракториста и даже пожарного нельзя сравнивать с той сферой, с которой имеет дело медицина – нашей жизнью и здоровьем.
Как бы ни развивалась медицинская наука и практика, человеческий организм не изучен до конца, поэтому любой врач может ошибаться, даже самый лучший с самым лучшим оборудованием. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Поэтому, на мой взгляд, вводить диспозицию уголовной статьи «врачебная ошибка» неправильно. Если речь идет о преступной самонадеянности или преступной небрежности, когда доктор точно знал, что нужно делать, но не сделал – это халатность.
Пример из моей практики: человека, имеющего подозрения на онкологию, направили на обследование в один известный Научно-исследовательский институт. После всех анализов ему был поставлен диагноз «гастрит». А через 3 недели уже немецкие врачи обнаруживают у него рак в 4 стадии. При том, что врачи видели повышение показаний онкомаркера, и знали регламент, по которому они обязаны были направить пациента на консультацию к онкологу. А институт этого не сделал, просто взял деньги за обследование, штампанул диагноз и всё! Что это, как ни халатность?
А теперь они начинают выкручиваться, как уж на сковородке и от руки дописывать в медкарту направления на обследования и к специалисту. То есть то, что должны были сделать и дать вовремя пациенту, но не сделали. Так они защищают себя.
В Германии, например, врачи тоже стелют соломку, но до, а не после наступления последствий тяжёлых случаев. Там, кроме того, что медицинские клиники застрахованы, врачи еще и подстраховываются, проводя консилиумы из независимых врачей, отправляя друг другу документы.
Так работает нормальная медицинская система. Наша же сейчас упирается руками и ногами, потому, что всех всё устраивает, кроме пациентов. Один немаловажный курьезный нюанс отечественной системы: раньше при Минюсте было своё экспертное учреждение, где можно было провести независимую судебно-медицинскую экспертизу. Сейчас этого нет, и для того, чтобы оценить действия врачей Минздрава надо идти… к врачам Минздрава. Уже одно это говорит о том, насколько сложно бороться людям с этой системой.
Как человек военный, воспитанный суворовским и военным училищами, люблю порядок. Поэтому к ограничениям отношусь спокойно. Как говорится, демократия демократией, но не надо её воспринимать, как вседозволенность. Есть какие-то вещи, которые необходимо терпеть ради того, чтобы не нарушать права другого. Это же известный принцип: твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека.
С неудобствами из-за проведения Чемпионата мира успел уже столкнуться, попав в пробку и был вынужден объезжать перекрытую улицу по привычной дороге на работу. Но понимаю, что это временное и редкое явление. К тому же все неудобства скрашиваются яркими группами болельщиков, раскрашенных и одетых в цвета национальных флагов. Это же здорово! Я когда бываю за границей хожу там таким же ряженым.
Поскольку не являюсь большим любителем футбола, побывать на мундиалях не пришлось, а вот на различных фестивалях – да, в том числе, на известном немецком Октоберфесте. Тоже достаточно массовое мероприятие с наличием ограничений по передвижению. Ну и, например, если человек упал на травку, его могут и на тележке вывезти. Является ли это нарушением гражданских прав или всё же заботой о человеке? Может, он там на травке оказался из-за того, что перепил просто, и ему плохо станет не солнце.
Так что, ограничения бывают оправданными. Другое дело, что есть извращенные их формы. И дело вовсе не в мундиале или других мероприятиях, здесь дело в чьей-то чиновничьей инициативе. Вот пример: мои попытки купить в магазинчике недалеко от Поклонной горы в день празднования Дня Победы молока и бутылки Ессентуков оказались тщетными. А всё потому, что по правилам в радиусе 100 метров на таких мероприятиях запрещена продажа напитков в стеклянной таре. Продавец говорит: «вот вы сейчас выпьете, и начнете стеклянными бутылками кидаться». Глупость какая-то, если человек захочет проломить кому-то голову, он это и без бутылки сделает. Булыжником, например. Поэтому, я не против запретов, я против глупости.
Для того чтобы остановить живодёров и любителей поиздеваться над животными новый закон не нужен. Достаточно того, что прописано в статье 245 Уголовного кодекса РФ. Она так и называется «Жестокое обращение с животными» и является довольно ёмкой. Другое дело, что нормы статьи не применяются на практике. Полиция реагирует только на дела, подобные Хабаровскому – слишком резонансные, о которых узнали миллионы людей, посмотрев видео в Интернете. И никаким законом этого, увы, не изменить. Прими хоть десять законов, полиция от этого лучше работать не станет.
В новой редакции 245 статьи уже прописано, что животное – это живое существо, которое испытывает боль и страдания. Открываем диспозицию статьи: «Жестокое обращение с животным в целях причинения ему боли и (или) страданий…» Читаем дальше: «а равно из хулиганских побуждений или из корыстных побуждений, повлекшее его гибель или увечье». То есть, убийство животного квалифицируется как хулиганство, и наказание определяется немалое: до трех лет лишения свободы. Кстати, гораздо больше, чем за порчу имущества, каковым до этого считались животные.
А если взять квалифицирующие признаки – группой лиц, или в присутствии малолетнего, или с применением садистских методов, или в отношении нескольких животных – это уже тяжкий состав, за который «светит» от трех до пяти лет. Это немало. Другое дело, что надо заставить полицию работать.
Кроме того, убийство животных может быть оправдано с точки зрения защиты здоровья и жизни. Например, при нападении бродячих собак или от зашедшего на участок медведя. Но когда убивают просто так, ради забавы, получения садистского наслаждения или известности, то эта статья может работать.
Создается впечатление, что новый закон принимается не для животных, а для людей, тех, которым нужны статусные должности что-то вроде уполномоченного по правам животных.
Я довольно часто нахожусь за границей, и идею полного запрета лекарств в свободной продаже поддерживаю. Но до того как это произойдет, нужно навести порядок в двух сферах. Первая сфера – это страховая медицина. Вторая сфера – это судопроизводство. Почему? Потому что если мы посмотрим на какую-нибудь цивилизованную страну типа Германии, то там ни одно лекарство, кроме базовых: аспирин какой-нибудь или парацетамол, витамины, не купишь в аптеке без рецепта.
У нас сейчас витает в воздухе идея обязать пациентов получать рецепты на все лекарства у врачей, и аптеки не будут ни при каких обстоятельствах продавать их без рецепта. Мы все пойдем к врачам, но какой от этого смысл? В Европе существует контроль за тем, что выписывают врачи. И самое главное, что человек не платит за лекарство. В Германии, допустим, за какое-нибудь даже дорогостоящее лекарство пациент платит не более десяти евро. Такой у них общественный договор. А все остальное оплачивает страховая медицина. И для чего нужен рецепт от врача? Потому что вот эту самую необходимость приема лекарства контролирует непосредственно страховая компания, чтобы лишнего врач не выписал. Потому что страховая компания платить за пациента не хочет. И поэтому все там находятся под контролем страховых компаний.
Врач, выписывая препарат, понимает, что если он выпишет ненужное лекарство пациенту, то в следующий раз ему за это «прилетит», и ему придется самому оплачивать этот препарат. Поэтому врачи очень осторожно подходят к выписке лекарств, тщательно обдумывая, что нужно, а что не нужно. А это влечет еще одну простую вещь: постановку правильного диагноза.
Правильный диагноз у нас, по идее, должен контролировать независимый суд. Что много у нас сейчас по стране каких-то судебных решений против врачей, по врачебным ошибкам? Вот было недавно одно громкое дело. Тут же врачи встали стеной за свою, сказали: «Нет, врач может ошибаться, имеет право». Никогда в жизни вы не привлечете врача к уголовной ответственности или к гражданской. Довольно сложно, во всяком случае. Тем более к гражданской ответственности привлечь за неправильно поставленный диагноз. И до тех пор, пока этого не будет, получается, что мы вынуждены лечиться самостоятельно. Что-нибудь заболело – заходишь в Интернет, смотришь, идешь в аптеку, и там тебе фармацевт продает. Поэтому прежде чем говорить о тотальном запрете продажи лекарств без рецепта, я думаю, нужно навести порядок в этих двух сферах.
Закон "О банкротстве" против вкладчиков банков. Наказание невиновных
«Закония» в соц. сетях