Дмитрий Журавлев. Точка зрения.
Уголовное преследование за разрушение и осквернение символов воинской славы России – мера действенная. Например, Израиль считает отрицание Холокоста уголовным преступлением и жёстко карает за это. Так же во многих странах непризнание геноцида армян считается уголовным преступлением. Такой закон у нас принять можно и нужно, но нельзя им ограничиваться. Ограничения и запреты должны быть дополнением к позитивной программе. В качестве примера такой программы можно привести Бессмертный полк, но нужно еще множество такого же рода позитивных действий.
Чтобы нами гордилась молодежь, нужно, чтобы мы сами собой гордились. Все эти различные передачи, фильмы, где умаляется или оскорбляется подвиг советских солдат, их же делают люди, искренне считающие, что они живут в очень плохой стране, отсталой, недостойной. А вот есть где-то прекрасные и достойные страны, где хорошо, и реки молока текут вдоль кисельных берегов. Если мы будем о том, что у нас происходит говорить правду: все хорошее, но и все плохое, то нам будет, чем гордиться. Нам и сейчас есть, чем гордиться, просто люди об этом должны знать. А люди больше знают, что у нас плохо.
Нам надо перестать стесняться, как мы исторически любим это делать, своих успехов, того, в чем мы сильны. Мол, извините нас, пожалуйста, мы вас победили. Не надо видеть в признании своей силы квасной патриотизм, а видеть в этом правду и говорить о ней везде и всегда, а не выбирать кусок из трех полосок флага и использовать только его.
Мы ведь не одной кровью выиграли Великую Отечественную войну. Были и героические солдаты, но были и талантливые военачальники. Но об этом поколение 90-х забывает, потому, что объевшись советским сахаром, оно захотело солёного огурца критики. А нужно было всего лишь рассказывать правду о том, что страна, которая за 30 лет до этого имело армию, сравнимую с армией Румынии, разгромила самую мощную армию мира. Не надо рассказывать, что немцы на лошадях воевали, как делает один известный журналист, образованный, кстати, человек, но считающий, что хорошая армия может быть только у демократов. Вот и надо говорить правду, но не теми выразительными средствами, которые были нужны старшим поколениям, а теми, которые нужны 15-20-летним.
Человек по природе своей тянется к тому, чего нет. В советские годы не хватало «клубнички», поэтому все бросились смотреть развлекательные программы, сейчас не хватает документальных фильмов, серьезных, вдумчивых программ. Во все времена легче потреблять то, что не надо пережевывать. Именно поэтому так высоки рейтинги развлекательных программ. Не потому, что они или зрители плохие или хорошие. Потому, что человек приходит к телевизору расслабиться. Если это документальные зарисовки вроде «Зима в Крыму», когда он смотрит красивый видеоряд под красивую музыку, это одно, а если над документальным фильмом надо думать, то это совсем другое. Человек не за этим пришёл, он хочет расслабиться, он замученный, он два часа с работы ехал и после всего размышлять о сути всего сущего ему не хочется.
Поэтому понятно, что телевидение отдыха дает большие рейтинги, чем телевидение размышления. Когда говорят, что советское телевидение было лучше, чаще всего имеют в виду, что оно ставило передачи-размышления на первый план, показывало их в лучшее время, а «Музыкальный киоск» в 10 утра. Это делалось сознательно, но тогда, правда, рейтинг никого не интересовал. И людей приучали смотреть серьезные вещи, а потом телевизионщикам сказали: ребята, делайте так, как вам удобно. А удобно всегда немножко неряшливо. Майка и трусы гораздо удобнее, чем смокинг. На телевидении майка и трусы заменили смокинг.
Если сами телеканалы захотят, или, более вероятно, их поставят в условия, когда им будет удобно и выгодно ставить в прайм-тайм серьезные вещи, то тогда получится реализовать идею государственного контроля телевизионной продукции. А если всё сведётся к сумме неких запретов, то обходить запреты в нашей стране человек учится с детства и делать это умеет очень хорошо.
Нет уверенности в том, что справедливость удастся транслировать в законодательство, создать полностью справедливые законы. Дело в том, что справедливость – трудноопределимая норма в применении к судопроизводству. Она не линейка, она конкретна в каждом отдельном случае, но не в целом. Пытаясь каждый раз уточнять законодательство с точки зрения частных случаев проявления справедливости, мы рискуем сделать его громоздким и субъективным.
Тогда у судьи появится люфт, в рамках которого именно он сможет определять, что законно, а что нет. А это чревато тем, что поскольку все мы люди, личное мнение судьи будет мерилом справедливости и подменять её.
В нынешней мировой системе единственный правовой механизм, который позволяет приблизиться к нормам справедливости – это институт суда присяжных. Люди, которые в нем заседают, могут не знать законов, но они на глубоком внутреннем уровне чувствуют, что справедливо, а что нет. Они не определяют, сколько лет должен получить подсудимый и какова квалификация его деяния, они определяют, виновен он или нет. Разумеется, этот институт не 100% панацея от неверных решений. Человек не Бог. Но на то есть и судья, который рассматривает дело уже с точки зрения права и определяет степень вины человека.
В революционные годы начала прошлого века в нашей стране уже была практика, когда справедливость была поставлена над законом, и он слился с революционным сознанием. Ни к чему хорошему это не привело. Мы должны делегировать вопросы законности и справедливости суду. Другое дело, что законы должны быть прописаны так, чтобы избежать двоякого толкования и возможности обхода справедливого решения в пользу законного, но ущемляющего права гражданина.
Основной посыл предложений главы КС Валерия Зорькина сводится к тому, что наше общество не соответствует нашим конституционным стандартам, а наша Конституция не всегда по форме соответствует собственному духу. Если мы будем менять отдельные куски Конституции, у нас что, общество станет более соответствовать конституционным стандартам, или мы просто стандарты собираемся понизить?
Эти несоответствия необходимо устранять не за счет Конституции, а за счет изменения более практических вещей. Ведь основной закон – это некий набор требований. В нем указано, что Россия – социальное государство, но оно не появится от того, что мы более точно его опишем в Конституции.
Конституции пишутся всегда немного «на вырост», они немного лучше, чем жизнь, и это правильно. Не думаю, что ту же коррупцию можно победить внесениями изменений в основной закон, это, скорее, требует изменений норм уголовного права. Или, допустим, пропишем мы, что населению должны быть обеспечены достойные пенсии, но ведь они появятся не из документа, а из реальной экономики. Даже если мы пропишем, что в случае неисполнения этого пункта министра труда необходимо расстреливать каждый день, ничего не изменится, это был бы алармизм. Я специально привел такой вариант, потому, что не от министра труда или какого-то другого это зависит. Может, лучше написать закон о пенсиях, по которому людям нельзя будет платить ниже определенной величины?
Что касается политического плюрализма, разделения властей, это, действительно, вопрос конституционный. И, на мой взгляд, Зорькин как раз и хочет продвинуть идею перераспределения полномочий ветвей власти, что является абсолютной компетенцией Конституционного права.
Переход на безналичный расчет, в первую и главную очередь, уменьшает оборот наличных денег. Никаких других ни плюсов, ни минусов он не имеет сам по себе. Но в Россию действительно не совсем нужно переносить опыт других стран. Для того, чтобы иметь постоянный во всем безналичный расчет, нужна инфраструктура безналичного расчета. У нас в Москве она более развита, но и здесь не все и не всегда. В провинции это совсем пробема, потому что нужны банкоматы, нужны терминалы в магазинах, иначе вы не сможете пользоваться расчетом, иначе это будет кусок пластика, да, это ваши деньги, но куда его совать.
Мнение о том, что деньги на карточке не защищены, очень важно. Это вторая проблема отсутствия безналичного расчета в России. При отсутствии доверия к безналичной форме расчета, он не будет развиваться. У нас многие в Москве получают зарплату на карточки. Я это вижу, проходя мимо банкомата. Человек вкладывает карту, забирает деньги. Пока такая психологическая позиция, развитие безналичного расчета невозможно. В чистом виде деньги защищены, они на вашей карточке. Украсть их могут из кармана также, как и с карточки. Тут врядли принципиально хуже. Важно другое. Появляется ощущение некого золотого пятака, некого неразменного рубля. Как только вы начнете отодвигаться от Москвы, возраст доверия к карточке начнет падать. Дело тут даже не в каком-то принципиальном недоверии, а в неразвитости системы. Как я могу пользоваться этой карточкой, если мне с ней некуда пойти.
В первую очередь, эта инициатива не встречает одобрения у граждан. Люди не говорят, "вот богатых ограничили, которые много тратят". Они говорят, "вот за богатых взялись, потом и до нас дойдут".
Дмитрий Журавлев 
«Закония» в соц. сетях