Игорь Мацкевич

Вопрос различия находки от кражи при всей его кажущейся простоте, достаточно серьезен. Споры в юридической среде по нему ведутся достаточно острые. Норма Гражданского кодекса РФ достаточно четко формулирует, что нашедший должен отдать владельцу его потерянную вещь, и если в течение определенного времени никто на нее не заявил свои права, то находка переходит в собственность нашедшего, а если нашелся, то возвращается за вознаграждение. Формально все записано верно, но как всегда: хорошо на бумаге, но забыли про овраги.
Подавляющее большинство людей абсолютно не в курсе этой нормы и когда они находят что-либо, не знают, что делать. Немалый процент из них поступает нравственно, и, найдя деньги, относит их в полицию. Но большинство просто не задумываясь положит найденное себе в карман и пойдет дальше. Но ведь можно и подставиться не только под уголовное преследование, но и на мошенников, которые специально оставляют кошельки с целью поживиться на нашедшем.
Для граждан лучший выход – следовать предписаниям норм законодательства. Нужна ли корректировка этих норм для уточнения квалификации? Думается, что это было бы излишним. Допустим, в нормах пропишем, что надо вернуть находку в течение 72 часов. А если человек вернет через 72 часа и 4 минуты? Наказывать его? Он и так под Уголовным кодексом ходит, зачем еще усугублять?
Более целесообразным было бы ЭСМИ «ЗАКОНИЯ» в рамках деятельности по мониторингу правоприменения в соответствии с Соглашением с Министерством юстиции России выйти с инициативой к Верховному суду о предоставлении четких и конкретных разъяснений по вопросу: когда и с какого момента правильно квалифицировать действия нашедшего, как кражу. 


Дальше...

Социально-культурная адаптация приезжающих в страну иностранных граждан – трудовых мигрантов, правила и условия их пребывания в России, должны иметь строгую логическую правовую структуру, иначе толку от этих процессов не будет. В самом худшем варианте процессы миграции, когда прибывшие диктуют условия местному коренному населению, мы видели в Косово. Поэтому очевидно, что каждый мигрант, прибывая в страну, должен четко понимать, по каким правилам он здесь проживает и трудится. Должен быть четко очерчен контур запретительных и ограничительных мер. При этом регламентация должна быть проста, логична и понятна. Ее следует продискутировать со всеми заинтересованными сторонами, и, если надо, прописать в Конституции, иных правоустанавливающих актах. Она должна быть принята и одобрена обществом, чтобы не остаться неработоспособной. 
Опыт других стран показывает, что мультикультурность с треском провалилась. Часто можно услышать, что приезжие в Германии – лидере нового европейского миграционного процесса – живут вольготно на пособия. Но действительность не имеет ничего общего с этим мифом. Во-первых, изначально было известно, что ФРГ приняла мигрантов не навсегда, только на строго определенное время, и кроме тех, кто был по каким-то причинам важен и нужен, остальных по истечении времени отправили назад на родину. А во-вторых, раньше установленного срока за пределы страны могут быть выдворены совершившие серьезные правонарушения. Особенность в том, что в Германии за такую «мелочь» для нас, как безбилетный проезд, можно попасть в тюрьму. Нет нужды говорить, что подавляющая часть совершивших такое правонарушение, является мигрантами. Поэтому, устанавливая собственные внутренние правила не лишне приглядеться к зарубежному опыту, он всеобъемлющий, так как ни одна страна сейчас, в нынешней парадигме миграционных процессов в мире, не может остаться в стороне от этих процессов.  
Мнения относительно регламентации миграционных процессов как одного из механизмов профилактики проявлений экстремизма и преступлений экстремистской направленности мы намерены услышать от студентов юридических вузов и факультетов. По предложению ЭСМИ «ЗАКОНИЯ» очередной конкурс Союза криминалистов и криминологов для них объявлен по антиэкстремистской тематике. Опыт предыдущих шести конкурсов показывает, что предложения могут быть самыми креативными и прорывными. Так было и в конкурсах, приуроченных к 100-летию геноцида армянского народа, 100-летию русских революций, 100-летию создания ВЧК по ликвидации безграмотности, 60-летию основ уголовного законодательства СССР и др.


Дальше...

Игромания – это тяжелое заболевание, которое в запущенных случаях может привести к деградации личности. Именно по этой причине игровые заведения отвели в своего рода резервации – пять игровых зон. То есть это борьба со злом, при понимании, что полностью победить его невозможно. Поэтому было выбрано зло наименьшее – ограничить игровой бизнес территориально.
Но вопрос стоит еще шире. Чем отличаются карты, рулетка, игровые автоматы от лото? По сути, ничем. Разве что лото регулируется отдельным законом, чтобы не подпадало под нормы, предназначенные для игрового бизнеса. И вот в этом состоит некое лукавство, причем не только в России, но и в других странах мира. Кстати, первым идейным вдохновителем лото был небезызвестный Казанова, который всю Европу наводнил этой разновидностью азартных игр.
То же самое можно сказать и о букмекерстве. То есть идет какая-то градация зла по степени его негативного воздействия воздействия на человека. Считается, что казино наиболее губительно действуют на психику человека. Есть люди, которые не могут остановиться и проигрывают все, идут на преступления, сводят счеты с жизнью.
Полностью искоренить это зло невозможно, но необходимо вести пропаганду, чтобы постепенно азартные игры и болезненное пристрастие к ним изживать. Но, к сожалению, в России вместо этого делается прямо противоположное. В частности, по телевидению, на других площадках, например, стриминговых, постоянно идет реклама казино, спортивных ставок, того же Фонбет. А ведь любая лотерея, казино, ставки – это заведомый обман, в котором невозможно выиграть, это торговля иллюзиями и игра на зависимости. Игровой бизнес – это сверхдоходы на пустом месте. Но самое главное – это наиболее простая и доступная форма отмывания денег. Поэтому этот вид деятельности как в легальном, так и в нелегальном виде будет популярным. 
 


Дальше...

Криминальный «успех» финансовых мошенников отчасти обусловлен ситуацией «защита - нападение»: нападение всегда на шаг впереди, а защита вынужденно всегда опаздывает, и лишь потом принимает ответные меры. Но проблема шире и глубже, и опыт других стран, сталкивающихся с финансовыми аферистами, это подтверждает.

В первую очередь надо задаться тривиальным вопросом, ответ на который мы, в общем-то, знаем: откуда у мошенников наши персональные данные? Бреши в законодательстве тут нет, закон о защите персональных данных прописан и действует, однако, раз за разом мы становимся свидетелями того, что наши персональные данные, включая защитные банковские – те же ПИН-коды, оказываются в руках мошенников. Это серьёзная проблема, не только России, но и общемировая.

Размышляя над этим вопросом в течение последнего года, советуясь с сотрудниками различных служб, российскими и зарубежными учёными, у меня вырисовывается на него не очень хороший ответ, в котором я на всякий случай сомневаюсь. Не обходится ли потеря наших защитных данных без нечистоплотных людей в правоохранительных органах, в службах безопасности финансовых и иных организаций? Многие подобные мошеннические операции без, как минимум, консультационной помощи сотрудников перечисленных служб, невозможны.  Именно поэтому рядовой гражданин оказывается перед финансовыми мошенниками абсолютно беззащитным. Психологическая защита в таких случаях не срабатывает, потому, что мошенники знают слабые места этих людей, чем они умело манипулируют.

Меня всегда удивляло, почему сотрудники правоохранительных органов не дают никаких методических рекомендаций по тому, как противостоять финансовым мошенникам. В лучшем случае это делают журналисты, что, безусловно, хорошо, но, мягко говоря, мало. Между тем, технологии совершенствуются и позволяют мошенникам переходить на совершенно новый уровень, в частности, использовать компьютерные программы имитации голоса. Человеку звонят, представляются, допустим, сотрудником социологической службы, а на самом деле, это может быть мошенник, который идентифицирует голос человека. Потом от его имени звонят его голосом и не всегда даже современная аудиоэкспертиза его отличит. Уже бывает, что к этому голосу привязывают картинку, и, выйдя на видеосвязь, собеседник будет разговаривать с роботом, но будет полное ощущение разговора с живым человеком.

С этими явлениями необходимо бороться на различных уровнях, включая законодательный и информационный. С мошенничеством при долевом строительстве жилья удалось справиться в итоге, но сколько людей пострадало, лишилось всех своих сбережений, пока это произошло. Все эти риски существуют на Западе, борьба с ними в достаточной степени проработана, но мы их практику почему-то не перенимаем. Когда-то Гайдар сказал, что рынок сам все разрулит. Это неверный посыл, от которого надо избавляться. Ни в какой стране мира никакая экономика – ни рыночная, ни социалистическая, сама собой не рулит. Рулят люди, а не какие-то там метафоры и фетишизмы. 


Дальше...

В условиях нападения, когда вашим жизни и здоровью угрожает серьезная опасность, о возможной ответственности за превышение пределов необходимой обороны, закрепленной в Уголовном кодексе, откровенно говоря, особо рассуждать не приходится. Я это говорю как человек, который побывал в таких условиях. Что касается вопроса о том, как себя вести в этой ситуации, то надо, мне кажется, нашим гражданам помочь хотя бы   небольшим правовым   просвещением.

Я начну с того, что огромное количество людей – конечно, это не миллионы, но и не один, и не два, это как минимум десятки людей – отбывают  наказание, самое реальное, в местах лишения свободы за превышение пределов необходимой обороны (это статьи 108, 114 в УК РФ), как раз потому, что соразмерить адекватность отпора и степени угрозы во время нападения очень тяжело. И довольно часто человек, который первоначально в условиях этого нападения является жертвой, в какой-то период становится агрессором, что называется, в силу разных причин, в том числе иногда и мести, начинает переходить в наступление. Чем это заканчивается: нередко человек становится сначала потерпевшим, а потом обвиняется в умышленном убийстве.

На самом деле грань тут весьма тонкая, и совет мой, конечно, довольно  романтический, но тем не менее. На самом деле конфликт спонтанно возникает редко, разве что на улице, или бывают еще какие-то такие моменты ситуативные. А чаще всего конфликты зреют, причем в течение достаточно долгого времени. Поэтому старайтесь принимать все возможные меры – а их много на самом деле, очень много – для того, чтобы эти конфликты разрешать мирным путем, не доводили до крайней агрессии.

Насколько оправдана необходимость сегодня совершенствовать Уголовный кодекс или подход суда, вводить доктрину «Мой дом – моя крепость»?  

Вы знаете, еще со времен студенчества в юрвузе, я помню, что эта проблема уже была актуальной. И всегда необходимо было ее решать, по-разному  пытались это сделать, и всегда эти решения ни к чему не приводили. Такая, знаете, бесконечная песня об этом, о том, что делать в случае, если на тебя напали, и где эти самые пределы необходимой обороны.

Да, к сожалению, практика очень разношерстная и неоднозначная, и действительно люди – я не склонен сказать, что они прямо ни за что сидят, – но с бытовой точки зрения, социальная справедливость при таких делах редко торжествует.

Но, понимаете, как быть в ситуации, когда человека уже нет? Да, он вел себя неадекватно, он напал, но это еще не значит, что его надо убивать. Если его действия реально угрожают жизни, это одно. А чаще всего, как потом выясняется, к сожалению, что жизни человека, который защищался,  реально не угрожало ничего. А нападавшего нет уже, а у того и мать, и отец, и дети… Это очень сложная тема… часто люди доводят ситуацию, о чем я уже начала и говорил, до крайности, попадают в эту крайность, а потом думают, как из этой крайности выбраться.

Приведу пример, и тоже, кстати, из судебной практики. «Гопник» угрожал женщине, она была беременная. Ну, как угрожал – словами на улице. Ее муж, спортсмен, крепкий парень, подошел к этому гопнику, вмочил ему, и убил. Понятно, что он действовал в состоянии определенной эмоциональной возбужденности и прочее… Здесь очень тонкая законодательная грань, ее очень важно не переступить.

Мы можем, конечно, как в Техасе делают: зашел кто-то на территорию – и хозяин давай стрелять без разговоров. Представляете, что это будет? Например, у нас говорят, что надо навести порядок в законе об оружии. Так надо бы сначала навести порядок с оружием: оно у нас неизвестно у кого  и неизвестно сколько.

 


Дальше...

Есть такое решение, не сажать предпринимателей в СИЗО. Есть соответствующее изменение в Уголвно-процессуальном кодексе. То, что суды не следуют общему тренду, решению Верховного суда, тут, как говорится,как рассуждать. Мне как человеку в этом смысле относительно свободному, я не принадлежу ни к предпринимателям, ни к судьям, ни к адвокатам по своим функциональным обязанностям, немножко, наверное, проще рассуждать, в том смысле, что я здесь проблемы не вижу.

Объясню свою позицию. Я изначально был против этих изменений в УПК. Я вообще не очень понимаю, как можно при примерно схожих составах преступлений применять разные действия. Например, хищение. В одном случае я предприниматель и меня нельзя сажать в следственный изолятор. В другом случае, если я украл как частное лицо, меня надо обязательно посадить в следственный изолятор. Я думаю, что по большому счету за такие дела вообще никого в следственный изолятор сажать не надо. И сейчас есть общий тренд на сокращение количества лиц в местах лишения свободы. Это общий вектор, как мне кажется.

Еще один момент. С одной стороны, мы говорим, что суды выполняют указания Верховного суда, не проявляя никакой самостоятельности. А как только они проявляют свою самостоятельность, не выполняют напрямую решение Верховного суда, мы говорим, что они плохие, не выполняют решение Верховного суда.

Моя мысль простая. Либо сажать всех, то есть закон, собственно говоря, должен быть един для всех. Либо не сажать до суда никого и не выделять в данном случае предпринимателей.

А с другой стороны, вы правильно подняли эту проблему, действительно когда в отношении предпринимателей дело возбуждается, соответственно их бизнес разваливается. Надо начать с того, чтобы не возбуждались дела, направленные на развал бизнеса.*


Дальше...

Неудовлетворительная судебная практика по делам избиения граждан охранниками продуктовых магазинов связана с самой структурой охранных предприятий. У нас в стране 1 млн., может, чуть больше 1 млн.охранников. У нас в армии примерно такое количество людей. Это первый момент. Второе, важно понимать, кто составляет костяк этой армии охранников. Это люди, либо работающие в правоохранительной системе, либо как-то с ней связанные. Я думаю, это основная причина того, почему так тяжело возбуждаются уголовные дела в отношении охранников.

Это закрытое корпоративное сообщество, довольно жестко централизованное, у них там свои объединения, все друг друга знают. И естественно охранные предприятия работают в тесной связи с правоохранительными структурами, все друг друга знают, во всем мире так. А в нашей стране это особенно связано со спецификой тех, кто там работает. Насчет полной безнаказанности это преувеличение, конечно, но относительное спокойствие охранники ощущают.

Мне более любопытно, не почему дела не возбуждают, а почему они так себя ведут с клиентами, это вообще очень странно. Охранники тем самым отпугивают потенциальных потребителей, людей, которые приходят в то или иное заведение для покупки товаров, продуктов питания и т.д. Мне кажется, это страная ситуация. Я не предприниматель, но на их месте, как только такая ситуация возникает, в любом случае виноват охранник, даже если он не виноват, что называется. Почему дела не возбуждаются, мне как раз более понятно. Непонятно, почему происходит такая ситуация, которая приводит к необходимости возбуждения дел.

Мы пытались предложить чопам юридические курсы повышения квалификации, предполагая, что такие проблемы, связанные с клиентами, могут в любом случае возникнуть, обучить их, как решать такие проблемы. Это оказалось совершенно неинтересно. Я задумался, почему это неинтересно. А потому, что формально рынок предоставления этих услуг есть, а фактически его нет. На самом деле все четко распределено. Если вы как предприниматель откажетесь от каких-то услуг, то вам предложит другая компания точно такие же услуги, не лучше и не хуже. Я не удивлюсь, что со временем там окажутся те же самые люди, которые были в предыдущей компании.

Изучая вопрос, я стал смотреть, как* в других странах. В Америке, например, такого нет. На мой вопрос, почему у вас так мало ЧОПов ответили, зачем, если полиция есть. Они нажимают тревожную кнопку, через минуту приезжает полицейский.

Тут целый пласт проблем помимо невозбуждения дел. Это целая армия охранников, которые не сажают картошку, а занимаются «охраной», это огромное количество латентных безработных, которые по идее должны идти на завод и что-то делать, а они стоят и проверяют сумки.


Дальше...

Дело даже не в коррупции, хотя и в коррупции в том числе. Коррупция это понятие такое растяжимое У нас нет, как известно, ответственности за коррупцию. Ответственность есть за конкретное преступление, в частности, за взятничество. Я глубоко убежден, что не стоит нам уповать на анахронизм, который называют судом присяжных, в деле разрешения этой проблемы. Суд присяжных никогда и низачто не решит проблему подношений. Это не состав преступления, это проблема более глубокая. И вообще при чем тут суд присяжных? А чтобы просто разобраться, что является взяткой, а что нет,* суды присяжных не нужны.

Более того, суд присяжных интересен в первую очередь для адвокатов, потому что убедить простых людей, что чиновник получил не взятку, а какое-то подношение или подарок, значительно проще, чем профессионального судью. И, с моей точки зрения, применительно именно к преступлениям, связанным со взятками, суд присяжных будет тем самым инструментом ухода виновных от ответственности.

Если брать статистику, то у нас вообще, что касается взяточничества, она очень странная. У нас тех осужденных, которые дают взятки, значительно больше, чем тех, кто берет взятки. Это даже с точки зрения обывателя выглядит странно. Но у меня вопрос встречный. Вы думаете, что если введете суд присяжных, это решит эту проблему? Не решит, потому что корень причины не в этом. Корень причины в том, как работает правоохранительная система. Она что, только применительно к взяткам так работает? Она в принципе плохо работает, и причем тут суд присяжных?

Если уж говорить о суде присяжных, то это должны быть дела, которые имеют серьезное общественное значекние. А кто-то кому-то дал взятку, и собирать для этого 12 человек? Это дороже станет для государства, чем сама эта взятка.


Дальше...

Ответственность за побои безусловно остается. Идея заключалась в том, чтобы минимизировать количество юридических преступников в стране. Потому что, к сожалению, до последнего времени, до сих пор это остается актуальным. Уголовное законодательство построено таким образом, что многие, в том числе бытовые правонарушения и т.д. решаются посредством репрессий уголовных. Это плохо. Вы понимаете, что, грубо говоря, за мордобой мы ломаем человеку жизнь, мы одним нормальным членом общества делаем меньше. С судимостью на работу не возьмут и множество других фактических ограничений будет действовать. Цель была именно такая, минимизировать количество лиц, отбывающих наказание именно уголовное. Вы знаете, у нас в армии одно время было около 1 млн. человек, и примерно столько же сидело в местах лишения свободы. Это, мягко говоря, и нагрузка для бюджета довольно существенная.

Во многих странах мира есть понятие проступка, которое преступлением не является. Плюс ко всему есть еще всякие дела, которые преступлением не являются, и все это карается штрафом, который идет в бюджет. Ну правда, там есть еще такие экзотические как в США, что нельзя подходить на определенное количество метров к человеку, с которым подрался, ну и ряд других… Поэтому мне кажется совершенно логичным принятие решения о том, чтобы декриминализировать состав преступления "побои". Что касается семейных отношений, это очень сложно, конечно, очень сложная сфера. Вопрос о том, вмешиваться или не вмешиваться в личную жизнь государству… Мне кажется, государство по факту вмешивается, и будет вмешиваться, во всех странах вмешивается, потому что семья это основное звено общества. Если нет семьи, значит нет пополнения, извините, людских ресурсов, нет детей – нет нового поколения и т.д. и т.д. В целом, я, проанализировав в том числе и зарубежный опыт, пришел к выводу, что состав «побоев» не представляет такой большой общественной опасности, чтобы за это вешать ярлык преступника со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Другой момент остается, материальный. У кого больше денег, тот может заплатить штраф, и не будет привлечен к ответственности. К сожалению, невозможно регламентировать все нюансы, все эти вопросы остаются, а дальше все зависит от опыта, вникания в ситуацию правоприменителей, мы от этого никуда не уйдем. Можно написать какие угодно хорошие законы, но если правопримменители будут злоупотреблять своими полномочиями, они любой закон испортят, как хороший, так и плохой.

Можно как угодно к этому относиться, но я согласен в данном случае с Крашенинниковым в том, что насилие в семье должно попадать под уголовную ответственность. Уровень ответственности наступает от уровня общественной опасности. Одно дело подрались незнакомые люди на улице, а другое дело в семье, когда семья во всем мире основная ячейка общества, основное звено. Так есть по факту, и так будет. Насилие в семье это совершенно другой уровень опасности. Когда так говорят, что привлечение к ответственности за насилие в семье, это повсеместная практика на западе, …. Не знаю, как помягче сказать, но нет понятия повсеместной практики, во всех странах по разному. В США, например, огромное внимание уделяется вопросу бытового насилия. Необязательно даже заявление кого-то из супругов, будет довольно серьезное уголовное разбирательство. Заявление о примирении сторон опять таки зависит от характера того, что происходило в семье, может даже завяление о примирении не быть принятым во внимание. Где-то в азиатских странах нет таких строгостей, там лояльно подходят. Разные случаи бывают, повздорили, пошумели, кто-то кого-то ударил, это не означает, что надо тут же заводить уголовное дело. Везде по разному. Но общим является то, что вот такие случаи насилия в семье пристально изучаются государством. Это совершенно точно.


Дальше...

Точная формулировка порноконтента мало имеет отношения к делу, потому что какая бы четкая формулировка не была, она все равно будет подвергаться экспертизе. Практика так идет, и я считаю, что это совершенно правильно, что когда возникает квалификация такого сложного дела, как порнография, только так кажется, что все знают, что такое порнография. Когда доходит до вынесения решений по этим вопросам, в том числе, до лишения свободы, то возникает вопрос, в данном случае это порнография или может даже произведение искусства? Мы знаем примеры шедевров художественной литературы, которые можно трактовать и так, и так. Поэтому я практически убежден, что никакой точной формулировки быть не может. Я вам даже больше скажу, был такой эксперимент, когда Чеченская республика считала себя независимой, там был разработан собственный проект Уголовного кодекса, и в нем статья об изнасиловании была написана со всеми подробностями, что называется, ее практически невозможно было использовать.

Я смотрел законопроект Мизулиной, и мне там показался сомнительным еще один момент. То, что в законопроекте преступления, касающиеся детской порнографии, пытаются признать преступлениями против человечества. Я не понял, с точки зрения юридической техники, зачем это, и как все это будет реализовано. Это история, был Нюрнбергсий трибунал, и тогда впервые была разработана такая конструкция, когда военные преступления, связанные с массовым истреблением человечества, в первую очередь, гражданского населения, применение оружия, которые приводили к массовым разрушениям, были признаны преступлениями против человечности. Была введена новая правовая категория – преступления против человечности, они не имеют срока давности. И вот сексуальные преступления против несовершеннолетних в этом законопроекте, который внесен в Государственную думу, предлагают признать преступлениями против человечности, чтобы у них не было срока давности. Если мы хотим рассмешить весь правовой мир, то да, это можно сжелать. Но ведь есть соответствующие конвенции, которые четко описывают, что такое преступления против человечности.

Я не хочу быть неправильно понятым, что я против того, чтобы привлекали к ответственности педофилов. Но привлекать надо разумно, грамотно, а не признанием этих преступлений как военных.

Я практически уверен что инициатива не станет законом, потому что если станет…. Есть международное право, в конце концов… Если мы хотим, чтобы над нами посмеялись, то это будет очень хороший повод.


Дальше...