ОДИН ДЕНЬ В ТЮРЬМЕ ЭСВАТИНИ

В тюрьме, как и на воле, дни тоже следуют один за другим. И они не похожи друг на друга. Условия содержания, распорядок дня, возможность видеться с родными, медицинское обеспечение, еда или, например, доступ к защите – в тюрьмах разных стран все это происходит по-своему.

Б. в течение четырех лет отсидел в эсватинской (свазилендской) тюрьме. Этот 27-летний политический активист, борющийся за демократию, был арестован, избит и подвергнут пыткам. Обвиненный в терроризме, он находился в заключении в период с июня 2010 года по февраль 2014 года в тюрьме «Сидвашини», расположенной в столице страны Мбабане. Для Prison Insider Б. рассказывает, как протекает обычный день в эсватинской тюрьме.

Год – это целая вечность
В камере вместе со мной находилось примерно 35-40 других заключенных, она была сильно переполнена, как, впрочем, и другие камеры в тюрьмах страны. Из принадлежностей у нас были только тонкие спальные коврики и одеяла. «Спальные места» находились на расстоянии примерно 30 сантиметров друг от друга. Окна камеры расположены настолько высоко, что увидеть хоть кусочек неба можно было только встав на что-то, например, сложив в одну стопку все одеяла и коврики.

В Сидвашини заключенные находятся в камере 24 часа в сутки, у нас не было такой роскоши, как прогулка. Было очень тяжело, особенно ментально, находиться весь день взаперти.

Я видел, как у многих в ожидании судебного процесса ухудшается психическое состояние. Я вспоминаю нежные мелодии песен, которые мы хором пели в камере. Это хоровое пение нас поддерживало: песни трогали за душу не только заключенных, но и персонал тюрьмы.

Тюрьма – это не детская игра. Она может изменить или вообще разрушить разум заключенного. Дни, проходящие между четырех стен, кажутся бесконечными. Когда ты в заключении, теряешь понятие времени. Один день длится как несколько бесконечных дней, а один год – это целая вечность. Мы должны были вставать в пять утра, а ложиться спать в десять вечера.

Я всегда был одним из первых, кто ходил мыться, чтобы принять горячий душ – роскошь, которой могли насладиться только те, кто вставал рано, поскольку горячая вода заканчивалась уже через несколько минут. В каждой камере было только два душа и два туалета. Каждое утро, незадолго до 6 часов, один из нас вслух читал Священное писание. Это как бы означало, что начался новый день. Чтение Библии и молитвы были абсолютно необходимы для многих заключенных. В отсутствие психологов молитва была единственным источником надежды.

Унижение
Официально день начинался в семь утра по сигналу. Надзиратели следили за тем, чтобы мы выглядели чисто, чтобы камера также была чистой, а одеяла и спальные коврики сложены в аккуратную стопку. В холодные зимы в Мбабане было очень тяжело. В этих бетонных камерах без системы отопления – ужасно холодно. Из-за холода даже хотелось плакать, и сдерживало лишь смущение, что другие увидят, как ты плачешь.

После подъема следовал завтрак, состоящий из мелко помолотой кукурузной крупы (четыре раза в неделю) или хлеба с черным чаем (три раза в неделю). Пища раздавалась перед камерами другими заключенными, которые уже были осуждены. Мы быстро разбирали еду и шли в камеры, чтобы поесть. Ежедневно сотрудники подавали три сигнала; второй был около 10:30, третий в 16:00, после чего надзиратели запирали двери камер.

Унизительным было то, что, когда запирали двери, нас заставляли садиться на корточки по пять человек в ряду. Вообще, процесс запирания камеры заставлял меня чувствовать, что мне суждено провести в ней весь остаток жизни.

Когда дверь запиралась, я вместе с несколькими заключенными начинал заниматься физкультурой в небольшом помещении, где находился душ. Несмотря на то, что регламент не позволял нам делать упражнения, мне приходилось нарушать это для моего же блага. Иногда по утрам случался внезапный обыск. Это было унизительно из-за словесной, а иногда физической агрессии со стороны персонала. Я видел, как сотрудники жестоко оскорбляли и унижали заключенных во время ночных обысков. Они уводили несчастных в изоляторы, где их избивали и подвергали другим унижающим достоинство видам обращения.

Свободный от боли и вечного унижения
Поскольку я был политзаключенным, мои права на свидания были ограничены. Мне удалось зарегистрировать только троих человек, которым разрешалось меня посещать. В какой-то момент даже это право было сокращено, потому что администрация тюрьмы неожиданно отказала мне в посещениях на несколько месяцев. Об этом запрете я узнал от адвоката. После долгого препирательства с администрацией тюрьмы этот запрет был снят, но в списке посетителей так и осталось всего три человека.

У обвиняемых была такая привилегия: они могли встречаться с посетителями в любой день недели с 9 до 15 часов. Но эти встречи не могли длиться более 5 минут – этого было так мало! Я выступал от имени заключенных, пытаясь увеличить время свиданий, но выиграть бой у администрации нам так и не удалось.
Во время посещений мы даже не могли прикоснуться к нашим посетителям; мы были разделены толстой решеткой и оставались под пристальным наблюдением двух охранников.

Наконец, когда судья оправдал и освободил меня, я как бы витал в облаках. Я всегда буду вспоминать тот день, когда меня выпустили из тюрьмы. Эти эмоции и чувства все еще свежи в моей памяти. Я не думаю, что они когда-нибудь исчезнут.Я был освобожден от бесконечного страдания и унижения.Тюрьма не смогла сломить меня, но ужасные условия жизни заключенных продолжают разрушать психику и ожесточать их. И всем им трудно реинтегрироваться после освобождения.

На фото: в тюрьме города Мбабване.

24.04.2020

Перевод Александра ПАРХОМЕНКО