«ПРИШЛО ВРЕМЯ ВЗГЛЯНУТЬ НА ТЮРЬМУ», – ГОВОРИТ БЫВШАЯ НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА

В своей откровенной и бескомпромиссной книге Мари-Анник Орель (на фото) рассказывает о 37 годах своей работы в качестве надзирательницы женской тюрьмы в Ренне. Беспрецедентное свидетельство о внутреннем мире женской тюрьмы. Это рассказ свидетеля об истории этих женщин-заключенных, приговоренных к длительным срокам лишения свободы и о тяжелой профессии надзирателя.

Ей было всего 21 год, когда она устроилась на работу в качестве надзирателя в женскую тюрьму, находящуюся в Ренне. Кто-то из коллег ей посоветовал: «Записывай все, чтобы ничего не забыть». Она последовала этому совету.

Тридцать семь лет она будет заполнять свои блокноты. «Я знала, что однажды что-нибудь с этим сделаю». Выйдя на пенсию, она приводит в порядок свои записи и берется за перо. Берется всерьез.
Ее книга «Внутри женской тюрьмы. Моя жизнь надзирательницы» (на фото) вышла 3 марта. Она вспоминает свою жизнь в качестве надзирательницы в единственном французском тюремном учреждении, предназначенном исключительно для женщин. Длинные сроки лишения свободы, «совершенные преступления, которые никогда невозможно простить».

«Непрестижная профессия»
Она прямолинейно описывает профессию, которая, по ее мнению, «плохо изображается» и вообще «непрестижная». «Никто не рассказывает о надзирателях, – утверждает она в предисловии, – за исключением случаев, когда ситуация скатывается к мятежу или побегу». В этих словах заметен гнев. Она также отмечает выражения, которыми «общество и средства массовой информации нас называют: "тюремные охранники", другими словами "надсмотрщики, церберы", если только не вспомнят то слово, которым нас называют заключенные – "дубак"».

Она старается стереть из памяти поспешные суждения, «глупые вопросы», любопытство, иногда презрение, когда она говорила, что работает в женской тюрьме. «Реальность такова, что эта профессия наводит страх, и ее не понимают, – говорит она. – Тюрьма – это микрообщество, о котором широкая публика не знает. Пришло время взглянуть на тюрьму».

Мари-Анник Орель признает, что пенитенциарный центр Ренна не идет ни в какое сравнение с тем, что переживают тюремные надзиратели в других учреждениях, когда сталкиваются с переполненностью тюрем «и всем тем, что это порождает в плане напряжения, агрессии, недоброжелательности со всех сторон, – подчеркивает она. – Тюрьма Ренна по сравнению с другими "бархатная"». Всего 300 заключенных и есть время, чтобы «хорошо поработать, выслушать, обсудить, поделиться с этими женщинами», к которым она испытывает сочувствие. «Но не мягкотелость», – предупреждает та, кто за 37 лет сумела найти нужную дистанцию в общении.

«Забытые и очень быстро брошенные»
Бывшая надзирательница рассказывает также, что эти женщины-заключенные тоже «забыты» – «это потому, что они составляют всего 3,5% от общего числа заключенных, и о них забывают?» – задается она вопросом в свой книге, и их «очень быстро бросают». Она опирается на то, что видела в Ренне: пустые комнаты свиданий, в которые не приходят ни мужья, ни члены семьи.

Она вспоминает историю одной заключенной, «приговоренной к тридцати годам тюремного заключения» после того, как она убила своего мужа и детей. «Эта женщина, – уточняет она, – из среднего класса. Я часто с ней разговаривала. У нее были мать, брат и сестра. Никто из них никогда не приходил к ней в тюрьму. И она сама считала это нормальным, постоянно мне повторяя: "Я не заслуживаю поддержки". Историй, подобных этой, я слышала много».

Никакой духовности, но человечность. «Мы все равно о многом забываем», – напоминает Мари-Анник Орель, которая в своей книге выражает сожаление по поводу «дискриминации», которой подвергаются женщины-заключенные «с того самого момента, как они переступают порог тюрьмы». «Еще до недавнего времени в наборе, выдаваемом женщинам по прибытию, не было ни тампонов, ни гигиенических прокладок. В Ренне все изменилось, – отмечает она сегодня, – благодаря вмешательству руководства пенитенциарного центра».

Она указывает на учебные курсы, которые «ограничивают заключенных женщин лишь цехами по пошиву одежды, упаковки и шитья, что ограничивает их реинтеграцию». Бывшая надзирательница, которая никогда не хотела подниматься по служебной лестнице, чтобы оказаться сидящей в офисе, «вдали от камер», четко описывает положение 3 000 женщин-заключенных во французских тюрьмах. «Они отодвинуты на второй план как с точки зрения того, как на них смотрит общество, – пишет Мари-Анник Орель, – так и с точки зрения заботы о них».

«Я спрашивала себя, выдержу ли я»
Эта дочь офицера торгового флота попала в «тюрягу» немного случайно. Когда она сдает конкурсные экзамены, «в зале одни мужчины». Поступив в Национальную школу пенитенциарной администрации, она обнаруживает, что кроме нее здесь учатся еще всего пять женщин.

Недолго думая, она в 1980 году ходатайствует, чтобы ее направили на работу в Бретань. Как прошел первый день в тюрьме Ренна? «Мне было плохо, – говорит она. – Я спрашивала себя, выдержу ли я. Сначала я просто закрывала и открывала двери. Открывать их было нормально. А вот закрывать, закрывать и закрывать – тяжело».

Коллега с десятилетним стажем работы берет ее под свое крыло. «Когда мы туда попадаем, мы – ученики. Важно, чтобы кто-то указывал нам путь. Именно это она и сделала для меня».

Наш разговор возвращается к ее профессии, «работе, которая тебя поглощает», признается бывшая надзирательница, но которой она «гордится». Работа, о которой сложно забыть, возвращаясь к себе домой. Переключаться на что-то другое трудно, хотя рядом и семья. «Однажды мой сын сказал мне, что все это сильно тяготило нашу повседневную жизнь, потому что он часто видел меня грустной».

Мари-Анник Орель признает, что нужно быть «сверхтвердой», чтобы не сломаться, и «хорошо подумать, прежде чем браться исполнять миссию, которая требует любить людей, уважать их, даже если они совершили серьезные поступки».

Свою книгу она написала, «чтобы выпустить слишком долго сдерживаемые слова и рассказать изнутри о парадоксальных предписаниях тюремной администрации, о насилии, смерти, нехватке средств (...) У тюрьмы есть свои проблемы и недостатки. Но она также должно быть пространством для восстановления личности, но пока мы далеки от этого».

Перевод
Александра ПАРХОМЕНКО

23.07.2023

Кароль КОЛЛИНЕ-АПЕРЕ FranceInfo